Поцелуй на берегу
Шрифт:
— Ага, значит, следующий вопрос, хотите ли вы за него замуж, отпадает сам собой.
— Да я вообще не хочу пока замуж. Ни за Берта, ни за кого-либо еще.
Люк словно чему-то обрадовался:
— Хм… Слушайте, а почему вы считаете его лживым? У вас есть причины не верить ему?
Николь вспомнила диктофонную запись, которую прослушивала ежедневно, размышляя над каждым словом отца, но решила пока ничего не говорить Люку. Папины грехи пусть останутся с папой… До поры до времени.
— Есть ли у меня причины
— А он даже говорит о том, что влюбился?
— Да, но как бы в шутку. И в то же время все мы понимаем, что для него это будет теперь самым логичным: просить моей руки. Он же не знает, что я — нищая.
— Но он же собирался «отдавать долг».
— Да не будет он ничего отдавать!
— С чего вы это взяли?
— Это и так понятно. Еще в первый вечер, ну когда мы с вами познакомились, меня насторожили его намерения. Что, собственно, надо человеку, если он притащился из Орлеана через всю Америку «отдать долг предков»? Бред какой-то.
— Ну почему, может, он хочет отдать все долги из каких-нибудь соображений… чтобы, скажем, спасти свою душу?
— Очень смешно. — Николь соскочила с машины и нервно прошлась по берегу вокруг Люка, пожимая плечами. — Да нет же! Говорю вам, все это выглядело как-то несолидно: нашел в ресторане, и причем меня, а не отца… Ну что за долг такой? Почему не официально, почему он не рассказал о себе, наконец? Почему не показал свою родословную?.. Нет, ему явно надо что-то еще. И, скорее всего, он приехал взять, а не отдать. Только вот руки коротки. — Она не заметила, как в точности повторила слова отца.
Люк кивнул, невольно любуясь ее стройными бедрами.
— Согласен. Только не понимаю, откуда в вас столько взрослого прагматизма? Словно это говорит не молодая красивая девушка, а матерый делец, который не один десяток лет сколачивал себе состояние всякими способами. Честными и нечестными.
— Так и есть, — тихо проговорила Николь.
— Что?
— Ничего. Это я так… У мамы с отцом были отвратительные отношения в последние годы. Но они были единодушны в том, чтобы выдать меня за какого-нибудь толстосума из отцовских партнеров. Позапрошлый век чистой воды.
— Тогда почему же он все оставил ей, если у них были отвратительные отношения? — поспешно сменил тему Люк, испугавшись, что она сейчас снова заговорит о правах женщин. О ее женихах — состоявшихся или предполагающихся — он был готов говорить хоть вечность. А вот копаться в истории американской демократии — увольте.
— Вот это и непонятно. Самое обидное, что мама не сильно-то и расстроилась из-за этой потери. Даже немного обрадовалась, что наконец-то ее замужняя жизнь кончилась.
— А вы расстроились?
— Мне еще как-то не верится. Понимаете, я… я была, что называется,
Люк закурил, глядя на синюю гладь воды. Апрельский берег был немного неуютный и голый, но уже дышал предчувствием лета. Надо же, думал он, эта девушка, несмотря ни на что, кажется, искренне горюет об отце.
— Пойдемте погуляем вдоль воды? — предложил Люк. — Вам надо успокоиться.
Некоторое время они медленно шли, слушая плеск волн у своих ног. Пляж был пустынен лишь издалека были слышны голоса людей и музыка из прибрежных кафе.
Николь снова разулась, шла, поддевая ногой холодную воду, вспоминала отца, каким он был в ее детстве, и чувствовала, как глаза пощипывает от слез.
А Люк размышлял, что ему теперь делать дальше. Николь ему очень нравилась. В плане того, что она была красива, и он не отказался бы провести с ней ночь, а лучше две или три, а лучше… В общем, она ему сильно нравилась. И в то же время он ее боялся. Николь была не из тех, кого можно подчинить, заставить играть по своим правилам, как он обычно поступал с подружками…
Сейчас он понимал, что сильно поторопился с выводами, когда обрадовался, что Николь из разряда богатеньких дамочек перешла в разряд бедных. Независимо от количества денег на ее счете, Николь всегда останется девушкой из старинного именитого рода. Девушкой, которая всегда держит голову высоко.
Он вздохнул: хотел завести легкую интрижку, а теперь понял, что тут нужно либо заводить серьезные отношения, либо оставаться, как сейчас, в статусе случайного собеседника. Но все-таки, может, стоит попробовать? Люк еще раз посмотрел на нее: красивая. Очень красивая. И более того: если подойти слишком близко — можно обжечься.
— Ну а вы как живете, Люк? — неожиданно спросила Николь, улыбаясь ему и приставив ладонь козырьком ко лбу, чтобы не слепило солнце. Ее шляпа осталась лежать на капоте машины. — А то мы все время говорим лишь обо мне.
— Я? — Он растерялся. Такой переход к собственной персоне был слишком неожиданным. — А что вы хотели бы узнать?
— Вы ведь парикмахер? — Солнце играло в ее волосах и просвечивало насквозь, делая их почти рыжими.
— Ну в каком-то смысле да, — улыбнулся он.
— То есть как это «в каком-то смысле»? А кто же меня стриг? Неужели мастер по маникюру?
— Нет, — он по-прежнему улыбался, — не по маникюру.
— То есть как? — Николь остановилась, и Люк вдруг с умилением заметил, какие смешными и маленькими кажутся под водой ее ступни с накрашенными темно-вишневыми ногтями.
— Я в прошлом действительно занимался прическами, причем очень серьезно строил карьеру в Нью-Йорке. А потом… В общем, я не хотел вам сразу говорить… впрочем, какая разница? Этот салон — мое первое детище, и я мечтаю, что в будущем…