Поцелуй небес

Арсеньева Ольга

...
– Вот тебе наглядный пример новой женственности. Посмотри, посмотри на себя, найди мужество сделать это хладнокровно и критически, Августа протянула свернувшейся на диване Виктории свое овальное, в серебряной потемневшей оправе зеркальце. Бедняжка лежала, уткнувшись лицом в ковер и пользуясь тем, что в доме никого не было, давала волю слезам. Эх, не складывалась ее жизнь в новой школе и даже сосед по парте пригласил на велосипедную прогулку не ее, а смазливую глупую Дашку! Августа заставив Викторию взять зеркало, уселась рядом на стул.

– Вот что я скажу тебе, детка, ты ведь барышня начитанная, классической литературой интересуешься. А вот где-нибудь ты хоть раз прочла у Тургенева, Толстого, или, скажем, Достоевского, чтобы у героини от возвышенных чувств нос распух. Виданное ли дело, чтобы дама в момент

высоких переживаний, при объяснении со своим героем или даже после - одна в саду или, скажем, за роялем, размазывала (извини, я буду откровенной до конца) сопли? Мастера реализма указывают: "В отчаяние она была еще прекрасней," "никогда она еще не казалась ему столь обворожительной, как с блестящими от слез глазами и румянцем негодования на бледных щеках!" Вот видишь - румянец, а не сыпь от разведенной мокроты, слезы - сияют как алмазы!... Посмотри, посмотри на меня - вот как плачут настоящие женщины! Виктория нехотя повернула к Августе опухшие, зареванное лицо. Дама приняла гордую осанку смиренного благородства, опустила веки, уголки ее губ дрогнули от сдерживаемой муки. Виктория приподнялась, с интересом ожидая потока сверкающих слез.

– Вот так, видишь, не гримасничая, сохраняя лик мраморного изваяния, пускаешь горячую, тяжелую слезу. Кап, кап, кап - по щекам - и в кружевной платочек. А потом распаиваешь глаза - мокрые как весенний луг после грозы, полные скорбного сияния! Августа Фридриховна поднесла к Вике сухонькую руку, на среднем пальце которой россыпью мелких искр сверкнуло колечко.

– Присмотрись хорошенько, снять, к сожалению, не могу, Уже пятый десяток на этом пальце сидит. Единственное, что осталось, от ушедшей любви. Здесь очень хорошие бриллиантики, небольшие, но чистые. Как ни трудно бывало в жизни, а это колечко сохранилось, словно в кожу вросло... Я ведь бриллиантами раньше очень увлекалась, - застенчиво прошептала признание Августа Фридриховна.
– Понимаешь, девочка, не цена меня их привлекала, и не возможность пустить пыль в глаза в обществе, а что-то иное, мистическое, чему хотелось у них научиться, у камушек этих, бесцветненьких. Смотри кроха, всего капельку света ухватил, а что с ней делает - и так, и этак внутри себя перекидывает, наслаждается ею, радуется и нам целым фонтаном радужным выбрасывает - смотрите мол, любуйтесь - такая моя игра!... Ты смысл-то моих сказок улавливаешь? Прорва света с небес на эту серость и грязь струится, пропадает, гаснет. А вот попадет на истинную ценность - и солнцем вспыхнет, радостью от своей встречи заиграет... Это, Виктория, и называется, алмазные слезы. Каренина Анна плачет, Настасья Филипповна, или так - Фекла Ивановна какая-нибудь - разница большая. Ты учись, девочка, ведь без алмазных слез и любви красивой на свете не бывает. 12

Новый 1986 год был уже на носу. По телевизору снова показывали "Иронию судьбы" и служащим выдавали заказы, в которые входила даже баночка "Селедки в винном соусе" и кусок венгерского "Салями".

Как-то вечером Вика незаметно подкралась к Августе Фридриховне, самозабвенно трудящейся над куском трикотажа с золотым люрексом. С очками на кончике носа, сосредоточенно поджатыми тонкими губами и узловатыми пальцами в двух костяных наперстках, она была похожа на древнюю швею. Вроде той, что сидела в замковой башне и неосмотрительно доверила иглу Принцессе, обрекая ее на столетний сон. Пол покрывали золотистые обрезки, булавочки с цветными головками, наколотые ежом на крошечную круглую подушечку, пристегнутую к левому запястью, вместо часов, драгоценно поблескивали в ярком свете рабочей лампы, по радио Вайкуле с Леонтьевым дуэтом пели "Вернисаж".

– Можно мне маленький лоскуток для волос взять?
– Вика ластилась, словно котенок, и Августа поняла, что придется сделать перерыв на чай девочка пришла поболтать.

– Доставай-ка чашки, варенье. И приступай прямо к делу. У меня срочный заказ!

Почему Вика так любила приносить свои новости именно сюда, в полутемную комнату и наблюдать за реакцией на выразительном старом лице? Августа никогда не оставалась равнодушной к Викиным сообщениям, даже если все сводилось к простому: "А я сказала...", "а он сказал..." и внимательно анализировала полученную информацию с вдумчивостью гадалки. Теперь-то, действительно, было что послушать. Августа Фридриховна была серьезно озабочена, поскольку сбивчивый

и взволнованный рассказ Вики лишь подтверждал очевидное - девочка влюбилась. Причем избранником Виктории стал актер. И правда, в кого же влюбляться девушке, как не в волоокого тенора, к тому же лихо танцующего и восклицающего, пав на колено: "Я люблю Вас, графиня! Люблю всей душой! До самой моей смерти!""

Костя Великовский прибыл в театр осенью по распределению из Киевского института. Он был весел, простодушен, общителен, остроумен, соответствуя амплуа комического героя и сразу же стал любимцем всего коллектива. Костино искрящееся жизнелюбие, правдивые ясные глаза, спокойная доброжелательность в закулисных конфликтах, уважительное, но не подобострастное отношение к начальству и, наконец, отличная, хотя и коренастая фигура, очаровавшая портных, (надорванных непосильной задачей при помощи одного лишь фрака убавить солисту 30 кг веса) снискали новичку всеобщую симпатию.

Катя, готовившая с Костей сцены в "Сильве", однажды пригласила Вику на репетицию для отработки французских реплик, которыми так и сыпал дурашливый Костин герой. Они работали в репетиционном зале, где за роялем сидел сам Борис Самуиллович - склочный до маразма концертмейстер, - а на помосте, возле трех стульев, изображавших, видимо, козетку или рекамье, мельтешил раскрасневшийся мальчишка в джинсах и футболке.

– Вот здесь я перехожу с последнего такта к куплету, перехватываю Катю и начинаю петь...
– объяснял Костя мизансцену.

– Константин Борисович, на минутку отвлекись, я тебе учительницу привела!
– Катя подтолкнула Вику вперед, а парень, отерев локтем мокрый лоб, уставился на девицу и вдруг, шаркнув ногой, грациозно склонился в поклоне.

– При такой стойке джентльмена, дама ручку к поцелую должна протянуть, - проинструктировала Катя, но Вика ограничилась протянутой "корабликом" ладошкой.

– Спасибо, что проявили внимание, мадмуазель. Одну минуту - я мигом переоденусь и начну демонстрировать свои недюжинные способности.
– Костя минут через пять вернулся, а через полчаса они уже хохотали, будто были знакомы с детского сада. Вика почему-то ничуть не смущаясь диктовала парню нужные фразы и терпеливо поправляла произношение. Ученик оказался на редкость способным - быстро схватывал информацию, придавая своей речи комедийно-парижский шарм и требовал перевода все новых и новых выражений.

– Зачем это тебе? На гастроли в "Мулен Руж" пригласили? поинтересовался Борис Самуиллович.

– Да нет, работаю по системе Станиславского, изучаю среду, постигаю суть изображаемого характера. Вот послушайте, как, оказывается это надо произносить: "Merei beancoup, pour cet rende-vons, madmuasell!" Означает всего лишь "благодарю за свидание, барышня!", а звучит прелестно! Клубника и фиалки - так Елисейскими полями и веет!
– Костя с мольбой посмотрел на Вику:

– Возьмите меня в ученики mon anfan, я так нуждаюсь в знаниях!

...30 декабря после "Графа Люксембурга" вся труппа отмечала Новый год. После второго отделения столы в буфете, закрытом для посторонних, стали накрывать под собственный "фуршет". Кроме бутербродов и пирожных, шипучих безалкагольных напитков, появилось еще кое-что, купленное на месткомовские деньги (мандарины и шоколадное ассорти), а также на средства анонимных вкладчиков, скинувшихся вопреки горбачевскому "сухому закону" на традиционное "горячительное". Всем не терпелось перейти к собственному самодеятельному концерту, тайком подготавливаемому целый месяц. Подобные инициативы коллективного празднества вспыхивали в театре в последние годы все реже, как правило с появлением в труппе молодых энтузиастов. На этот раз мутил воду, подстегивая старых рысаков-сочинителей интермедий и текстов, разумеется, Великовский. Собственный опереточный рабочий материал открывал бездну комических возможностей, не надо было слишком надрываться, чтобы вызвать повальный смех пародированием средств массовой информации (вставив в дует текст из программы "Время") или изобразить "Прожектор перестройки", рапортующий об успехах музыкального театра устами Цыганского барона. А уж отношения внутри коллектива и наиболее яркие его представители давали неиссякаемую почву для веселого гаерства. В желающих принять участие недостатка не было - как-то неожиданно заинтересованность проявила вся женская часть труппы, находящаяся под влиянием костиного шарма.