Поцелуй победителя
Шрифт:
Кто-то врезался в Арина. Он удержался в седле, развернулся. Противник оскалился. Арин слишком поздно заметил стальные зубцы, прикрепленные к сапогу врага. Он понял все лишь в тот момент, когда валорианец ударил ногой по ребрам его коня, распарывая кожу.
Животное издало пронзительный крик. Арин упал на землю.
«На войне, — любил повторять отец, — всегда есть шанс выжить и риск умереть. Но если ты запаниковал, смерть неизбежна». Кестрель ненавидела генерала за то, как спокойно он это говорил. Ненавидела все эти правила. Но…
Кестрель попробовала перевернуться на живот. Поерзав, она смогла немного изменить положение. Каждую секунду Кестрель ждала, что кто-то заметит ее и нанесет удар или голову раздавят копыта. Но Ланс стоял спокойно. Он не сдвинулся с места с тех пор, как она упала. Другие всадники обходили безобидного коня стороной. Вниз никто не смотрел.
Извиваясь, Кестрель сумела перевернуться и начала разгребать песок в стороны, напоминая пловца в воде. Наконец перед ней образовалась канавка. Кестрель уперлась локтями и подтянулась. Она была свободна.
Арин вскочил на ноги. Уклонился — едва-едва — от удара сапога с железными зубцами. Обеими руками схватил валорианца за лодыжку и стащил с коня, недоумевая, куда же пропал меч.
Кестрель судорожно шарила по песку в поисках своего оружия. Нужно непременно найти кинжал. Она не может его потерять. Когда руки наконец нащупали клинок под слоем красного от крови песка, Кестрель чуть не расплакалась.
Ланс спокойно дожидался ее. Хотелось опереться на него, прижаться к его боку. Тоже стать лошадью, научиться говорить на их языке и поблагодарить своего верного коня. Кестрель собиралась уже вскочить в седло, когда поверх спины Ланса вдруг увидела Арина.
Арин подобрал меч — свой? чужой? не важно — и уже почти обрушил удар на шею валорианца, когда тот вскочил, отбил клинок Арина своим и нанес ответный удар. Арин парировал. Сталь зазвенела о сталь. Напряжение рук, дрожь металла. Потом давление исчезло. Клинок врага на мгновение опустился. Но это была лишь уловка. За секунду притворной слабости враг выхватил кинжал и вонзил в место, где соединялись детали брони.
Кестрель, спотыкаясь, бежала по песку. Ноги не слушались. Она не могла заставить их двигаться быстрее. Валорианец стоял к ней спиной. Кестрель видела лицо Арина, его нахмуренные брови, складочку между ними, взгляд, будто обращенный внутрь себя. Потом что-то изменилось: в его глазах вспыхнуло осознание.
Валорианец нанес удар. Кинжал вонзился в ребра. Боль обожгла бок. Арин вскрикнул. Ударил врага, но меч скользнул по металлическому доспеху, задев лишь шнуровку на правом сапоге.
— Ты мой, — прошипел валорианец.
Так всегда говорила смерть. Странно было слышать слова своего бога из уст человека. Арин вздрогнул, охваченный непонятным чувством. «Ах да, благодарность», — понял он. Арин был рад, что бог послал ему предупреждение. Он осознал, что всегда мечтал иметь возможность узнать заранее, что ждет впереди. Не хотелось бы покинуть этот мир, не успев даже понять, что происходит.
Но Арин так любил жизнь. Любил девушку. Его сердце громко застучало, протестуя. Слишком поздно. Валорианец уже занес над
33
Она видела, как Арин упал. Ноги Кестрель скользили по песку, в ушах шумела кровь. Мысли исчезли, остался только страх. Всего несколько шагов. Она крепко сжимала в руке кинжал. Спина валорианца казалась неприступной стеной. Он снова занес меч, не слыша, как подкралась Кестрель.
Но куда же, куда бить? Оружие есть, но применить его не получится: до шеи она не дотянется, торс и ноги тоже не подходят. Валорианец весь закован в броню. «Кинжалу нужна плоть, — учил ее отец. — Твоя задача — отыскать слабое место».
В отчаянии Кестрель ничего не могла придумать. И вдруг как будто не она, а кто-то другой заметил, что один сапог на ноге валорианца не зашнурован. Казалось, неведомая сила подтолкнула ее, заставила упасть на колени, оттянуть свободное голенище и рассечь сухожилие на лодыжке. Враг закричал. Кестрель показалось, что она сама почувствовала дикую боль. Удар от падения. Бешеный стук сердца.
Валорианец увидел девушку, что накинулась на него, — яростная, как лисица. Но… волосы, кожа, глаза, доспехи… Эта девушка не враг. Или враг? Кинжал вонзился в горло, избавляя валорианца от сомнений.
Рука Кестрель была вся в крови. Она боялась выпустить кинжал и убрать его в ножны, но ей нужны свободные руки. Арин! Он неподвижно лежал на земле. Слезы потекли по щекам Кестрель. Она проползла по песку, ощупала Арина, нашла кинжал в боку, провела пальцами по лбу и щеке, где расцветали синяки, увидела раны и ссадины. Его голова безвольно откинулась. А вот — неужели пульс? Или это стучит ее собственное сердце? Кестрель дрожала, с трудом удерживая пальцы у него на шее.
Она заставила себя снова взглянуть на кинжал в ране. Пришлось расстегнуть броню и осмотреть бок Арина. В тело вонзился только самый кончик, клинок застрял между ребер. В душе вспыхнула надежда. Кестрель боялась вынуть кинжал — зажать рану было нечем. Она снова перевела взгляд на лицо Арина. На этот раз, почувствовав пульс, Кестрель уже не сомневалась, что это его. Из глаз снова полились слезы.
Рана на боку была не страшной. Много хуже травма головы — она может убить, парализовать, лишить разума и памяти, погрузить в беспробудный сон.
— Арин, очнись.
Заговорив, Кестрель уже не могла остановиться.
— Нужно спешить, здесь нельзя оставаться. Прошу тебя! Пожалуйста, очнись. Я люблю тебя. Не оставляй меня, очнись. Слышишь, Арин? Пожалуйста, выслушай.
Кто-то плакал. Слезы падали Арину на лоб, на губы и ресницы. «Не плачь», — попытался произнести он.
— Пожалуйста, выслушай, — просил голос.
Конечно, он выслушает. Как можно отказать? Невозможно! Как будто все это с ним уже происходило — или должно было произойти. То ли эхо, то ли его источник. Если открыть глаза, мир раздвоится. Все болело. Веки будто придавили камешками, а тело присыпали тяжелыми глинистыми комками земли. Даже приятно. Тошнотворная боль немного отступила.