Поцелуй шипов
Шрифт:
– Ты довольно молод, не так ли?
– спросила я внезапно застенчиво и как будто пленённая его видом. Только что я хотела ещё подплыть к нему и во второй раз бросить вызов. Теперь мне любое движение казалось разрушительным.
– Не знаю. Когда тебе 165 лет, это считается молодой? Что скажешь?
– 165?
– повторила я ошарашенно.
– Ты это не серьёзно, правда?
– Это меня испугало. Я считала его кем-то, кого только недавно превратили, потому что он наслаждался своим существованием так интенсивно и с лёгким сердцем. Только идиот мог бы упустить из виду, что ему нравится жить.
– По ощущению, как двадцать, ну ты понимаешь. Считается тот возраст, как себя чувствуешь, а не настоящий. Вы женщины ведь всегда так говорите, когда молодость осталась позади.
Теперь
– Ты отвратительный, уродливый, тщеславный шовинист, Микеланджело.
– Я скользнула в воду и поплыла кролем в его сторону, но вызывать его на поединок действительно не имело смысла, он был проворный, словно рыба. Я всё же осталась под водой, нырнув, играючи перевернулась на спину и посмотрела наверх, где на поверхности бассейна начало рябить от дождя. Я слышала его журчание даже здесь внизу.
Только когда мои лёгкие начали болеть, я подплыла к краю бассейна и набрала воздуха. Дождь не только шёл, он лил как из ведра. За домом сверкнула молния. Гром последовал в следующую секунду.
– О, нет!
– крикнула я расстроенно.
– Он ведь закончится, не так ли? Он скоро закончится?
– В кокой-то момент дождь всегда заканчивается, а здесь чаще всего уже через десять минут. А есть шанс, что ты снова вылезешь оттуда, Свимми?
Ах ты Боже мой, Свимми. Моя потрёпанная, детская книжка, сто раз прочитанная про себя и вслух. Свимми, маленькая рыбка, которая настолько сильно отличалась от других рыб и всё же нашла своё место в косяке. В качестве глаза большой рыбы. Классная история, полная вальдорфской педагогики, подумала я саркастично, прежде всего для таких социально не приспособленных к жизни детей, как была я. И всё же, я чувствовала себя лучше без косяка. И да, я хотела вылезти, плавать под дождём не приносит удовольствия и нужно позаботится о том, чтобы по крайней мере унести мои вещи в сухое место.
– Давай зайдём в дом.
– Мы, когда шли в дом, оставляли на каменных плитах террасы красивые водяные татуировки из отпечатков ног и падающих с волос тяжёлых капель. Двери всё ещё были распахнуты на распашку, потому что из-за грозы прохладнее не стало.
– Сюда, Эли, и не шуми, я хочу показать тебе кое-что, - позвал меня Анжело. Я последовала за его голосом, хотя мне хотелось получше всё рассмотреть, и оказалась в комнате, которая сразу же настолько меня околдовала, что мой рот опять открылся от изумления. Я оказалась не в читальном зале, а в круглой библиотеке. Здесь не было ничего, кроме книг, книг от пола до потолка - высокого потолка!
– старинные книги, обложки которых были старыми и изношенными, книги в кожаном переплёте и с золотым тиснением на корешке, массивные книги с картинками, потрёпанные книги в мягкой обложке и ноты - целая стена, наполненная нотами.
– Ты их все прочитал?
– спросила я с благоговением и указала на книги в мягкой обложке.
Анжело рассмеялся.
– Не все, но много. У меня ведь есть время.
Неоспоримо, у него оно есть. Но почему он привёл меня сюда? Снаружи всё ещё шёл дождь, это начинало меня тревожить - что, если Анжело ошибся и погода изменится, дождь и холод до осени?
Анжело схватил одну из лестниц и пододвинул ко мне. Он сам залез на другую. Они были стабильные, наверху имелось небольшое место, где можно было сесть, если вдруг не мог решить, какую теперь прочитать книгу, и во время поиска можно было немного полистать, ища подходящую литературу для вечера. Но Анжело не заботили книги. Он поставил лестницы таким образом, что мы могли смотреть на улицу, в сад - и действительно, лучшего вида на этот зелёный остров невозможно было придумать. Мы были достаточно близко, чтобы чувствовать его тайны, и всё же сидели настолько высоко, что от нас ничего не ускользало от происходящего внизу, между всеми этими горшками, цветами, обшарпанными камнями и изъеденным херувимом. Но на что нам смотреть? Пока что я видела только дождь, который стучал по земле тяжёлыми, тёплыми каплями, превращая пыль в глину.
Но потом сад вдруг начал двигаться. Между тем мне уже не нужны были контактные линзы, и моё с прошлого лета зрение возвратилось назад; всё же у меня было такое чувство, что я должна сфокусироваться,
Зрелище длилось всего лишь несколько минут, но показалось длинным, великолепно-инсценированным фильмом, который исполнялся в замедленной съёмке. Потом дождь утих, от земли начал подниматься пар и лягушки исчезли, как будто их никогда здесь и не было.
– Что же. Это даже, спустя 165 лет, всё ещё каждый раз завораживает, - сказал Анжело, переполненный сдержанным благоговением.
– Но кончается слишком быстро.
Внезапно во мне вскипела зависть, жёлтая и ядовитая. Никогда ещё мне не казалось это таким изнурительным, всё, что происходило со мной хорошего, пережить так интенсивно, как сейчас, только бы ничего не забыть, потому что скорее всего, этого не случиться со мной во второй раз. Когда-нибудь, возможно уже скоро, мне придётся уехать, и красота мира больше не будет доступна для моих глаз. Ведь есть ещё столько всего, что можно открыть и пережить ... В тоже время я вспомнила о желание Колина умереть. Я больше не считала это желание покушением на меня и нашу любовь, а настоящим кощунством.
– Они ушли, - сказала я, окунувшись в чувство абсолютного уныния.
– Они вернутся, самое позднее в следующем году.
– И тебе никогда не становится скучно смотреть на это, не так ли?
– Я надеялась услышать, что ему стало скучно, но Анжело медленно покачал головой.
– Нет, мне нет. Но конечно есть люди, которые уже в первый раз посчитают это неинтересным.
Да, такие есть. Я сама смотрела на природу, как на волшебный источник, который снова и снова радовал меня новыми диковинками и особенностями, пока я нахожусь здесь, живу и выделяю время, чтобы встретиться с ними. Но если я умру, они останутся для меня запечатанными. Навсегда. Я подавленно сползла с лестницы и нашла укрытие под крышей террасы, где села рядом с пианино на большую, заваленную подушками софу. Анжело сначала чем-то занимался в доме, прежде чем присоединиться ко мне, на плече его полотенце с Гарфилдом, которое он бросил мне, чтобы я могла вытереться, а в руках две белые, с толстыми стенками чашечки со свежим эспрессо. Его запах мгновенно меня взбодрил.
– Что, собственно, с тобой сейчас происходит?
– спросил Анжело деликатно, после того, как я выпила и поставила на стол мою чашку.
– Слишком много чего.
– Я убрала мои мокрые волосы с лица и заплела их в свободную косу на затылке; какое-то время она не расплетётся. Мой бикини уже высох. Всё же я обернула полотенце вокруг живота, оно было таким мягким.
– Как ...
– Я замолчала. Вежливо ли спрашивать об этом?
– Пожалуйста, никаких новых дискуссий о пищеварении, - заметил Анжело улыбаясь, и я рассмеялась.
– Нет, тема посложнее.
– Ещё сложнее?
– Он ударил меня локтем в бок, чтобы показать, что больше не обижается за моё сверлящие любопытство. Я вспомнила случайные моменты, когда Гриша сталкивался со мной, конечно же непреднамеренно, в толпе перед или после перемены. Тем не менее я не хотела потом снимать куртку. Ему бы никогда не пришла идея подразнить меня или столкнуться намеренно. Он ведь совсем меня не замечал.
– Не только посложнее, но и более личного характера.
– Честно, Эли, не думаю, что это возможно. Но если хочешь, можешь попытаться, - пошутил Анжело.