Поцелуй шипов

Белитц Беттина

Я чувствовала себя одиноко, хотя едва, даже минуту, проводила одна. И чем больше проходило дней, а Колин не появлялся, тем хуже я могла выносить беспокойство. Часто у меня не было аппетита, и я лишь с трудом заставляла себя поесть хоть немного. Сон стал чистой удачей и не только из-за жары, из-за которой потел даже тогда, когда ничего не делал. Из-за неё было сложно дышать. Снова и снова моё сердце начинало неистово биться, потому что казалось, что я не могу вдохнуть в лёгкие достаточно воздуха. Кроме того, мне начало не хватать Тильманна.

Без него я часто чувствовала себя как пятое колесо на телеге. Я не могла смотреть на Пауля и Джианну и не задаваться вопросом, когда наконец приедет Колин. В тоже время меня сверлила тревога о Пауле, потому что по нему всё ещё были

видны следы атаки. Теперь, когда мы были так далеко на юге и от Гамбурга, я надеялась, что он в течение нескольких дней оживёт и вернётся к своей прежней форме. Я знала, что он постоянно мучил себя вопросом, как это вообще могло зайти настолько далеко, как он мог дать Францёзу столько власти над собой, хотя тот не заставлял его и не угрожал. Пауль, в свою очередь, наблюдал за мной, пытался прочесть мои мысли и выяснить, что заставляет меня, быть вместе с Маром, хотя тот принадлежит к тем существам, которые принесли нашей семье столько страданий. Мне хотелось чаще говорить с Паулем, проводить с ним больше времени вдвоём, но я слишком хорошо знала, чем это закончиться: изнурительными дискуссиями о выборе моего партнера и вопросе, не стоит ли нам лучше упаковать чемоданы и сбежать, пока у нас ещё есть шанс сделать это. Таких споров мне не хотелось, ни с Паулем, ни с Джианной. Поэтому я старалась обособиться и допускала лишь поверхностные разговоры, а это, в свою очередь, усиливало моё ощущение внутреннего одиночества. Но теперь нам нужно серьёзно обменяться соображениями, не о Францёзе, не о Колине и не обо мне, а о Тессе.

Снова я повернулась к Джианне, которая критическим взглядом разглядывала фруктовый салат.

– Нам нужно наконец поговорить об этом, не так ли?

Она медленно кивнула.

– Но вместе с Тильманном. Без него не стоит. Он хотел поехать сюда, значит должен принимать участие. Ты позаботишься об этом?

– Я попытаюсь. – Это будет нелегко, всегда, когда я хотела проведать его, чаще всего уже на лестнице, Тильманн отделывался от меня. Он защищал своё маленькое царство яростнее, чем Джианна кухню. И в этот раз тоже, поджидал меня на верху лестницы, прежде чем я смогла зайти на чердак.

– Что надо?

Я подозрительно его разглядывала. Глаза казались стеклянными, а щёки покраснели. Он что, только что спал? Или ... ой-ой, наверное, я действительно поймала его на том, как он занимается любовью с самим собой. Потому что его стеклянный взгляд только что получил компанию в виде идиотской, удовлетворённой улыбки.

– Сегодня вечером мы хотим поговорить о Тессе и нашем плане. Нам нужно найти решение. Мы хотим сделать это с тобой. Ты присоединишься?

– Да, меня устраивает. Чао.

И вот он уже исчез и хлопнул перед моим носом дверью. «Меня устраивает.» Что это вообще за ответ - и почему всё прошло так просто? Он всё-таки не забыл, почему мы здесь?

В то время как я спускалась вниз по крутым ступенькам, собираясь накрыть на стол, я призналась себе, что у меня самой была склонность вычёркивать из памяти то дело, по которому мы находились здесь. Потому что, как только на поверхность моего сознания всплывал наш замысел, я боялась, что в следующую секунду сойду с ума или лопну от напряжения.

Но эта страна была милостивой. Здесь легко обо всём забыть. Благодаря Джианнианым урокам просвещения, я между тем, уже многому научилась об Италии. Я знала, что с двух часов обеда нужно уже говорить добрый вечер, хотя солнце как раз только набирало силу. Я знала, что после обеда итальянцы уединяются на несколько часов и впадают в летаргический ступор, и к этой сиесте они относились очень серьёзно. Я знала, что у них была потребность бродить вечерами по улицам и представать друг перед другом как победоносные герои, после того, как днём, во время купания на пляже, они даже не осмеливались переступить через прибой. Итальянцы с юга не плавают. Они покачиваются на воде. Ведь могла подплыть медуза, одна из ядовитых, которые иногда нечаянно приближаются к берегу. Если такое случалось, кто-то начинал панически визжать «Una medusa, una medusa» и в считанные секунды море совершенно пустело. Итальянцы находились на пляже

для того, чтобы загореть, а не для того, чтобы покупаться или даже поплавать. Когда я в первый раз уплыла далеко, Джианне пришлось отговаривать Андреа ехать за мной на своей маленькой моторной лодке, потому что тот думал, что я попала в беду и тону. И как я уже говорила - итальянцы любят громкоговорители. Не только торговец фруктами заботился об оглушительном шуме, мучая свои колонки радиостанцией, где почти только и делали, что крутили рекламу, и в тоже время орал в мегафон. Так же мужчина, развозящий хлеб и торговец металлоломом орали, на чём свет стоит, как только поворачивали к нашему селению. На берегу громко становилось только два раза в день. Когда диско-катер направлялся с Мандаториччо в Калопеццати и под гудящие басы расхваливал для нас развлекательные заведения в следующем городке. Кроме того, дети итальянцев любят игрушки с громкоговорителями. На улице живёт не так много людей, но они превосходно знают, как обратить на себя внимание.

К счастью, я теперь так же знала, что большинство жителей, это богатые бизнесмены, врачи или адвокаты, которые приезжали в Пиано делл Ерба только на выходные. В течение недели становилось тихо, потому что классический итальянский месяц отпусков - это август, а календарь показывал только середину июня.

Я воспринимала эту кучу новых впечатлений, как фильм, который иногда перенапрягал меня эмоционально. Я не могла просто расслабиться, пока не появится Колин. После нашей адской поездки я могла себе представить, какие тяготы скрывает путешествие, если тянешь за собой прицеп с лошадью и не можешь ехать быстрее, чем сто километров в час. Из-за Луиса, ему вероятно, пришлось включать намного больше остановок, чем делали мы.

Но я считала, что Колину пора бы уже и объявиться. Нет, ради Бога, пока нет, исправила я себя и попыталась глубоко вздохнуть, чтобы изгнать ощущение тошноты в желудке. Мы ещё не говорили о формуле. Если он прибудет сюда сегодня после обеда, то может так случиться, что Тесса возьмёт наш след, а у нас нет ни малейшего представления о том, как нам - я сделала небольшую паузу, прежде чем сформулировала слова в мыслях - убить её.

 - Так вот ..., - взяла я на себя трудное начало, после того, как мы, помыв посуду, собрались вокруг стола, стоящего на террасе. Оба геккона цеплялись над нашими головами к потолку и ожидали насекомых. Как уже каждый вечер, они составили нам компанию. Пауль поставил на балюстраду перил несколько свечей в садовых подсвечниках, а рёв послеполуденных цикад уступил место более умеренному пению ночных сверчков. В саду, в мягком воздухе, летали летучие мыши и мотыльки. В целом, это была бы замечательная, романтическая обстановка, если бы нам не нужно было обсуждать такую ужасную тему.
– Джианна спросила меня, что я знаю о Тессе. И как я уже сказала ей, я знаю не много. Тесса живёт где-то на юге, возможно на Сицилии, всегда голодна и как только начинает чуять, что Колин счастлив, отправляется в путь.

– Что это значит - отправляется в путь?
– переспросила Джианна объективно, но её пальцы дрожали.
– Она садится в машину? Или в поезд?

Я невесело рассмеялась.

– Она семенит.

– Семенит?
– повторили Пауль и Джианна.

– Да, семенит. Прошлым летом она шла пешком от Италии до Вестервальда. Кажется, будто она видит перед собой точную, прямую линию, по которой следует - как если бы её тянула прозрачная нить. Она очень маленькая, у неё крошечные ступни. Она семенит. Вероятно, не делает ни одной остановки, пока не доберётся до цели.

Джианна пожала плечами от дискомфорта.

– Как по-твоему, сколько ей понадобится времени, чтобы добраться сюда, как только она учует ваше счастье?

– Пару часов?
– пробормотала я.
– Более точно не могу сказать, но думаю, если бы она была в непосредственной близости, я бы это заметила. Или Тильманн?

Тильманн поднял веки. Всё это время он смотрел, молча, на стол. Но его глаза потеряли свою стеклянность, которая была в них сегодня в обед.

– Тебя что, это совсем не интересует?
– добавила я раздражённо, когда он ответил не сразу.