Поцелуй Валькирии - 3. Раскрытие Тайн
Шрифт:
– Я попробую, но не обещаю, - Элеонора расправила плечи. – Так сойдет?
– Ладно, и так сойдет, - согласилась Кэтрин. Майкл кивком указал Элеоноре на дверь, отступая от прохода. Нора, фыркнув, переступила порог.
Темно-коричневые панели и паркет на полу, канделябры в виде трезубца на стенах, в которых горели свечи приятного бронзового цвета, чуть более светлые коричневые двери, почти все закрытые, вешалка и подставка для зонтов в форме сидящего на задних лапах коричневого или рыжего кота. Элеонора слабо улыбнулась, подумав о том, что обстановку дома, учитывая поделки Майкла, она видела иначе. А по крайней мере в коридоре было очень даже уютно. Ифрит подтолкнул ее к одной из дверей, что-то прошептал и дверь открылась. А из проема показалась голова крупного сенбернара,
– Эд, спокойно, - спокойным же голосом произнес за ее спиной хозяин дома. – Это гость. – Собака под его взглядом прошла обратно в комнату, откуда через секунду донеслись звуки, с которыми пес что-то грыз. Элеонора оглянулась на Майкла.
– Он не кусается?
– Пока не велю. Пройдешь, может? – усмехнулся мужчина. Девушка переступила порог и оказалась в небольшом кабинете. Эд на подстилке у двери грыз игрушечную кость. Черная кожаная мебель – диван и два кресла, и дубовый стол с несколькими стульями и несколько книжных шкафов. Полных книг и рукописных свитков, а еще шкафчики с зеркальным стеклом… - Поверить не могу, такая важная и могучая дамочка боится собачку, - усмехнулся Майкл.
– Не боюсь, просто лень тратить силы на его убийство, - фыркнула Элеонора, прищурившись. – Расслабься, ифрит, я сегодня почти добрая…
– А мне и не страшно, - желтые глаза устремились на нее. Девушка ойкнула, ощутив сильные пальцы, сжавшие ее худое запястье. – Это тебе я советую меня бояться, милочка. Судя по вашему Ватли, ты плохо представляешь себе, что с тобой могу сделать я.
– Неужели? А молния? – в черных глазах засветился огонек. – Ничего не показала, да?
– Ты застала меня врасплох, дорогуша, - Майкл ухмыльнулся. – Ты знаешь, что Ватли сделал с помощницей Говьер, когда ваши на нее напали? – девушка машинально кивнула. – Так вот, я могу сделать это быстрее, качественнее и гораздо больнее… Например… И если хоть слово пикнешь об этом месте или хоть волосок выдернешь у Кэт без ее согласия, поверь, я сделаю твою жизнь сплошным ночным кошмаром, даже если это будет последнее, что я успею сделать.
– Если ты еще раз тронешь меня хотя бы пальцем, - девушка с силой оттолкнула его руку. – Я вложу тебе в ухо ингатус. Клянусь.
Пальцы на ее плече разжались, желтые глаза приняли обычный цвет, все еще неприязненно на нее глядя…
Нора опустилась в ближайшее кресло, подобрав подол плаща, и откинулась на спинку, закрывая глаза. Меньше часа отдыха. Девушка напомнила себе об этом, не заметив, что ифрит сел напротив, не спуская с нее взгляда, а глаза Эда чуть заметно засветились желтоватым огоньком, и пес устремил взгляд на Хранительницу, отложив кость. Майкл кивнул собаке, скрестив ноги и опершись локтем на колено.
Однако Элеонора, только-только по-настоящему пришедшая в себя, этого не заметила, задремав после долгого времени без нормального отдыха…
***
В последнее время она часто думала о делах, проблемах и своем прошлом, вот и сейчас, стоило расслабиться, снова вспомнились разные случаи из ее непростой жизни, начиная с самого детства. Мать и отец… Они никогда не были женаты, хотя мать и встречалась с отцом несколько лет и в конечном итоге у нее родилась Нора. Отец признал девочку, дал ей свою фамилию и на этом его участие в жизни Норы во многом и закончилось… По крайней мере, особого интереса он не проявлял ни к ней, ни к матери, навещая их раз или два в год.
И все же она любила его, очень сильно любила и хотела заслужить его внимание и заботу. В двенадцать лет она просила знакомую бабушки, Гертруду, взять ее в ученицы, ей хотелось тогда помогать сохранению равновесия, о котором твердил всегда отец во время их встреч. Собственно, он только об этом и твердил. Он никогда не спрашивал Элеонору о ее проблемах, горестях и радостях…
Мама… Она очень любила Элеонору и опекала ее всегда. Лучшие игрушки, лучшие книги, лучшие вкусности и самая лучшая школа магии на всей материковой Европе, расположенная в Баварии. С пяти лет Нору учили английскому – мама и бабушка работали в Денбридже, мама была теоретиком Трансфигурации, а бабушка – зельевар-экспериментатор.
Когда Норе было тринадцать, бабушка умерла, у нее случился сердечный приступ прямо на лекции, которую она читала своим студентам. От чего у здоровой женщины, которой и семидесяти-то не было, остановилось сердце, осталось тайной… Но Нора и мама остались одни, мама впала в депрессию и перестала замечать Элеонору вовсе, хотя девочка ее все равно любила. В тот же год у нее в школе появился молодой практикант, с которым она подружилась и который втянул ее в Хранители. Туда же, где был ее отец… Однако папа и это не одобрил и все равно продолжал не замечать Элеонору.
В шестнадцать в ее классе появился новенький, раньше учившийся в Берлине, Ганс Шмидт. Между молодыми людьми вспыхнули чувства, и очень скоро Элеонора впервые и единственный раз в жизни узнала, что такое быть по-настоящему любимой. Цветы, прогулки по вечернему парку, пустячные мелочи, которые он дарил просто так, чтобы ее позабавить и порадовать, радость первого поцелуя… Они поступили в институт, на авроров, вместе. Нора еще пошла учиться в Институт зельеварения, как когда-то давно мечтала, а на аврора ее и Ганса пристроил отец… После первого курса влюбленные мечтали пожениться, и уже шилось в начале весны платье, белое, длинное, как в волшебной сказке… Вот только до свадьбы Ганс не дожил… Он тоже был Хранителем, хотя стал таковым в пятнадцать лет. Нора так и не узнала, что он сделал не так, хотя он тогда говорил ей, что нужно уйти из Ордена, что они движутся в неправильную сторону… Наверное, убрать его решили именно из-за таких мыслей, но Нора точно не знала, так ли это…
Так или иначе, на очередных тренировках на Нору напали по-настоящему, а Ганс пришел ей на помощь. И те, в масках, переключились на него… На ее глазах юноша, которого она любила и который по-настоящему любил ее, истекал кровью, а все ее попытки остановить ему кровь, спасти, оказались бесполезны.
Когда мама увидела дочь, с окровавленными руками и лицом, перемазанным кровью и следами слез, ей стало плохо с сердцем… С того дня у нее и начались проблемы со здоровьем. Элеонора же надолго, на несколько месяцев, угодила в клинику для магов в Мюнхене в отделение, занимавшееся проблемами с расстройством психики… С затяжной депрессией, после стресса, в состоянии шока. А когда вышла оттуда – по какой-то жестокой иронии судьбы в день несостоявшейся свадьбы – узнала, что Ганса можно было спасти, будь у нее одно зелье, изобретенное в Денбридже. Именно тогда она и решила, что станет зельеваром, как когда-то была бабушка, а не аврором, хотя учиться продолжала в двух местах. А еще она узнала, что смерть Ганса закрыта нерасследованной, и Хранители тоже отказались искать и наказывать виновного. Когда Элеонора возмутилась такому положению дел и накричала на своего непосредственного начальника, она угодила в темницы замка Ордена, как Ягненок.
Это была уже осень, Норе едва-едва удалось сдать экзамены за первый курс и перейти на второй… Жертвой стала мать. Причиной послужило то, что она после гибели Ганса поругалась с отцом и дала ему пощечину. Как с заведующим кафедры и аврором, прекратившим расследование, конечно… Правда, об этом Элеонора узнала уже через несколько лет после испытания.
В этих темницах она проторчала месяц до испытания, на учебе ее отсутствие объяснили тем, что девушка уехала «поправить здоровье». Месяц в сыром холодном подвале с каменными стенами и полом, с крысами, мышами и ядовитыми насекомыми, так и норовящими цапнуть ее босую ступню или заползти в ухо… Месяц почти без сна, сжавшись в комочек на тюфяке, поджимая ноги и постоянно дрожа от холода… Именно тогда девушка поклялась себе, что если выживет на Турнире, обязательно отомстит Верховному – это по его приказу она здесь, по его приказу отец когда-то бросил маму, что причинило ей боль, по его приказу Орден не расследовал смерть Ганса…