Поцелуй Валькирии - 3. Раскрытие Тайн
Шрифт:
По его приказу, в конце концов, как она позже узнала, кто-то принес в ее темницу ее котенка, Балто, которому и года не было. Ганс подарил его Элеоноре незадолго до своей гибели, двухмесячный рыжий комочек. Крысы замка разорвали его на глазах Элеоноры… Держа в руках окровавленные останки, девушка поклялась, что выживет на Дне Ягнят любой ценой и отомстит за все… Что те, кто разрушил ее жизнь, дорого за это заплатят.
Она выжила на Турнире, впервые тогда убив человека. Он был невменяем и пытался закрыться Норой как щитом… Девушка до сих пор просыпалась ночами в холодном поту, вспоминая, как нож, выданный участникам как «поддержка», вошел в его живот… Летучие мыши-вампиры – а они были частью того испытания – накинулись на него, учуяв запах крови, и это спасло Элеоноре жизнь. Но когда
После третьего испытания она смертельно боялась ос – их вид, выведенный Хранителями, привлекаемый сочащейся из сотен ее царапин кровью (да-да, они «собирали» кровь, а может, и питались ей, Нора точно не знала), чуть не стоил ей жизни. Тысяча жал, впивающихся одновременно во все тело, с адской болью, мешала сконцентрироваться, мешала двигаться, и все те же злополучные балки, что через несколько лет убили Райли, прямо над ней. Ее задача была суметь выбраться из места, где они падали, и избавиться от ос… Элеоноре лишь чудом удалось выжить тогда, откатившись от балок в последнюю минуту. Яд раздавленных ос сжигал кожу, причиняя еще более страшную боль, а уцелевшие жалили ее с утроившейся яростью. Но у нее еще оставалось заклинание… Девушка увидела рядом прудик с грязной стоячей водой. Пустой, она знала, что он пустой, хотя и не понимала, откуда.
Горящая одежда, страшное жужжание сжигаемых пламенем ос и боль от язычков пламени, лижущих ее обнаженную кожу рук, шеи, мест, где одежда совсем прогорела или прорвалась.
Вся в крови, грязи, потеках яда, с множеством ожогов, она выжила в тот день. Одежду подчас пришлось сдирать прямо с кожей, а от ран остались длинные шрамы на спине и плечах… Она помнила, как мама рыдала от счастья, прижимая к себе окровавленную измотанную дочь и шепча «Жива, Норси, детка, ты жива»…
Сутки в больничном крыле замка, между жизнью и смертью, изувеченное тело (иллюзия, она одновременно со сменой фамилии создала себе иллюзорную внешность, тем более что своя начала ухудшаться), которое пришлось восстанавливать больше недели, возвращение в университет и… Она стала лучшей Хранительницей из своего поколения, ни одного провала, ни одного нарекания, полезные связи и успешная деятельность как зельевара Ордена. И жажда мести… За все то, что ей пришлось пережить по воле Верховного Хранителя (картинку того, кто виноват, она восстанавливала медленно, осторожно, несколько лет, сплетя целую сеть нужных ниточек).
Еще один роман, после которого она перестала доверять мужчинам, считая их лишь средством или проведения досуга, или полезными узелками ее сети, или же частью своей работы. Нет, она никогда не отрицала, что мужчины могут быть достойными, верными и настоящими, и видела такие примеры, но – их было мало и они были уже заняты. Снейп (она искренне зауважала его после неудавшегося соблазнения, когда он проявил себя человеком, верным своей девушке, и сейчас искренне желала им с Кэтрин счастья), Влад, который просил Нору помочь с выбором кольца для Гермионы, твердо решив на ней жениться сразу после ее выпуска еще в конце ее шестого курса, мистер Реддл. Но после истории с Рисменом во второй же год ее работы на кафедре…
«Я люблю тебя»… Эти слова показались ей тогда чудом, сказкой… Вот только сказка долго не продлилась. Через два месяца девушка, счастливая, едва ли не каждый день слышавшая самые теплые слова и видевшая самые искренние намерения, отправилась в библиотеку за книгой по противоядиям, проводя очередной эксперимент, и…
Студентка, ее же, с четвертого курса, мило улыбавшаяся, прогуливалась по дальним аллеям парка – Нора решила чуть подышать свежим воздухом после лаборатории – в обществе Рисмена. Все бы ничего, студенты и преподаватели подчас много общались вне корпусов, у нее самой всегда были ученики, с которыми можно было поболтать о Зельях после пар и поболтать интересно.
Вот только Джереми (а так звали Рисмена) говорил ей все то же самое, что и самой Норе. Слово в слово. Чудо закончилось в одночасье.
Когда Элеонора, в плаще, подошла к «голубкам», Джереми побелел как полотно, и умолял ее не
Больше она не верила почти никому. Лишь единицы людей вошли в круг тех, кому она доверяла. Кэтрин, Влад и Гертруда, по большому счету. Больше никого.
Димитра она ненавидела с первых дней знакомства – фанатичный, амбициозный, он не понравился ей сразу. Однако притворяться Элеонора научилась за прошедшие с Дня Ягнят годы более чем хорошо уже к тому моменту, и он очень скоро поверил, что она стала для него ближайшим доверенным лицом, незаменимой и преданной помощницей. Чего, разумеется, в реальности не было и в помине… Более того, Элеонора, зная его мечты о том, что все вокруг будут ему покоряться и исполнять исключительно его волю, искренне его презирала. И ненавидела – он обращался с ней как с вещью подчас, извиняясь потом и рассыпаясь в лживых обещаниях. Она была ему нужна, и понимала это, и потому и старалась сохранить его доверие, кем бы он ни был – учеником Верховного, молодым Хранителем на посылках, преемником ее отца или даже самим Верховным – она всегда была рядом, готовая исполнить его приказание или дать совет, высказать свое мнение.
Власть, которой она была облечена сейчас, уступала только власти и могуществу Димитра. Стоило ей шевельнуть пальцем – и десятки Хранителей бросились бы исполнять ее указание, даже если она прикажет им в духе немецких сказок воевать с горой, мешающей ей услаждать свой взор, вооружившись карандашами маглов. Но эта власть была нужна ей еще меньше, чем никак, ей никогда не хотелось ощущать себя властительницей судеб и приказывать окружающим, как им жить. Власть была лишь средством, но не конечной целью мисс Бутти. Панны Щербак, если быть честной со своим прошлым, но она ненавидела все польское из-за того, как отец обошелся с ее и матери жизнью. Может и не мстительна, но жутко злопамятна – это было о ней…
Конечная же цель – восстановить нормальное течение жизни, приняв в этом самое активное участие, сохранив при этом Орден, с которым была теперь так тесно связана. Искупить свои поступки прошлого, минуя пожизненный срок в Ирманазе – а он грозил ей уже не один год, если бы выплыли подробности ее преступлений.
И, быть может, заслужить прощение тех, кто проклял этот Орден, снова увидеть в зеркале не бесцветную дряблую кожу и тусклые волосы, а здоровое лицо и свои настоящие глаза. Такие же, какие были у мамы… Хотя это было всего лишь мечтой, которой едва ли суждено было сбыться, как и всем прочим мечтам. Как и той мечте, что она загнала уже давно в самые глубины души, не позволяя себе и думать об этом, и лишь раз недавно, видя, как дети Жозефины прижимаются к матери, на миг позволила ей вырваться наружу. Собственное счастье, свои дети, нормальная семья. За ту жизнь, что ей довелось вести, и тот успех, что она имела, нужно было платить.
“Быть счастливой мне не суждено”, - решила она для себя уже лет шесть назад, запретив себе и думать об этом. Не суждено…
***
Черные глаза распахнулись так же резко, как и закрылись. И встретились взглядом с голубыми, неотрывно разглядывающими лицо девушки.
– Час истек, - улыбнулась женщина привычно холодной улыбкой. – Веди обратно, ифрит. Мне пора в подвал, - с сарказмом произнесла она.
– Поразительная пунктуальность, - Майкл глянул на часы на руке. – Ровно час с момента выхода из подвала.