Поцелуй Валькирии - 3. Раскрытие Тайн

Астромерия

– А если нет? – он склонил голову набок.

– Чары умирают вместе с наложившим их, - я попыталась усмехнуться.

– И ты убьешь? – вкрадчиво спросил он. Взмахом палочки я зажгла светильник, так как за окном окончательно стемнело. Свет падал на его лицо, образуя странное переплетение теней и освещенных участков. Серые глаза блестели. Я поняла, что не смогу его арестовать, окончательно. Голый расчет, руководивший мной летом, в самом начале задания, окончательно испарился в тот день, когда он вручил мне Микки Мауса, сейчас усмехавшегося с моей тумбочки, как напоминание о любви, которой просто не должно было быть. О чудовищно неправильных чувствах… О романе, который заранее был обречен на такой финал.

Что бы ни произошло в ту ночь, я понимала, рядом нам уже не быть. Останемся ли мы оба живы, сбежит ли он, будет ли арестован – не имело значения. В любом из этих случаев это были последние минуты, когда я его видела. И с какой-то спрятанной глубоко в душе жадностью я вглядывалась в его лицо, избегая проницательных глаз.

– Нет… - прошептала я. – Я не смогу…

– Почему? Это ведь просто задание, - хмыкнул он с горечью.

– Сначала да, это был только голый расчет и работа. Я получила поручение и выполняла его. Но потом… Когда мы остались здесь вдвоем, когда я увидела те твои воспоминания… Я действительно начала испытывать к тебе совсем другие чувства. И потому-то тогда и сказала, что люблю тебя. Ну а идея с браком была твоей…

– И что это на самом деле? – он скрестил руки на груди, я подошла ближе на шаг. Рука с палочкой предательски дрогнула.

– Я не знаю… - покачала я головой. – Я правда не знаю…

– Однажды я уже слышал это, - я заглянула ему в глаза и вздрогнула, осознав, сколько в них было какой-то странной боли, горечи и сожаления. Он привычно и в то же время так по-человечески горько усмехался, что хотелось отшвырнуть эти палочки, обнять его и оказаться далеко от того, что происходило. Там, где не нужно будет арестовывать, предавать, уходить. Где не нужно будет прощаться, чтобы не увидеться больше никогда… Но я прекрасно понимала, что это невозможно. Несбыточно, запретно, недостижимо и от того лишь только более желанно… - В тот день меня бросили.

– Ты мне дорог. Наверное, по-своему это и правда любовь, - я выдавила слабую улыбку, сдерживая слезы. Мне стало лучше всего с неделю назад, беременность протекала весьма тяжело поначалу, дошло даже до того, что я неделю пролежала в клинике Святого Мунго. – Я просто уйду, не арестую. Так нам обоим будет проще…

– Отлично, - он поднялся на ноги и медленно преодолел несколько шагов, разделявшие нас. Его рука скользнула по моей щеке, палочка в моей руке уперлась ему в грудь. – Я не могу сказать тебе больше, девочка. Все, что знаю, уже сказал. Хранители будут с ифритами и со своими биологическими достижениями, так что примите меры. Цель Димитра – Поттер и Кэтрин. Да, я слышал немного, что внутри Ордена Сов есть некие три девушки, орудующие на мессира. Двое из них – из Совета, обе достаточно молоды и из Европы. Я не слышал имен. Если успеешь, предупреди свою подружку, лишним не будет. Вот теперь мне точно больше добавить нечего… Кстати, а это? – он коснулся моего животика. Теплая ладонь… Я находилась уже на двадцатой неделе по словам сотрудников Мунго. Почти пять месяцев…

– Я хотела этого ребенка, - прошептала я. – И хочу. Он родится, если придется совсем тяжело, я вернусь в Америку, там есть кому обо мне печься… - наши взгляды встретились. Не нужно было лишних слов, все читалось по нашим глазам. Я видела в его глазах то же самое, что было в моей душе. То, как тяжело было нам обоим вести этот деловой разговор, когда до безумия хотелось бросить все и бежать на край света. Вдвоем. Но наше “мы” существовало последние секунды. Еще немного, и останемся “он” и “я”.

– У меня лишь одна просьба, - мы стояли совсем близко, его рука лежала на моей щеке, в последней отчаянной попытке удержать ускользавшее от нас время. – Береги его. И себя. Я не хочу расплачиваться за свои ошибки, зная, что причинил вам вред… - я провела кончиками пальцев свободной руки по

щетине на его щеках. Я больше никогда не прикоснусь к ней. Чем бы ни кончились эти часы, кто бы ни победил, мы уже не будем рядом. И мы оба понимали это прекрасно. Если победят Кэт и Гарри и Тони выживет – он сядет в Ирманаз. Если победит Беллатриса – в лучшем случае его она не тронет, а я удеру в Америку, где есть шансы скрыться. Если победит Димитр – у меня не будет ни малейшего шанса скрыться. Впрочем, насколько я понимала мечты Верховного Хранителя, у меня и мыслей своих не останется… Решать за всех живых будут приспешники младшего Матея… И это все – если мы оба переживем последние сражения магической войны. Теплые руки обвили мою талию, в последний раз…

– Обещаю… - прошептала я.

– Я давно знал, кто ты, - он улыбнулся. Настоящей, теплой, человеческой улыбкой, за которой стояла подавляемая боль предстоящего прощания. – Но было очень интересно с тобой работать. И… С тобой мне снова захотелось жить, пусть и ненадолго. Спасибо, Анж, - он достал из кармана какой-то аккуратный конвертик. – Тут ответы на все твои вопросы, времени объясняться у нас нет. Мне пора к ней, про тебя я скажу, что тебе плохо и ты осталась дома. Учитывая твое положение, они поверят. Считай, что я написал тебе письмо, - я убрала конвертик в карман свободных уже брюк и застегнула замочек. Одежда была новая, под мою растущую в объеме фигурку. – Так что…

Его рука снова погладила мой животик. И вдруг… Это было очень похоже на легчайшее касание, на щекотание. Прямо там, где лежала его ладонь…

– Он толкнулся… - пробормотала я. Антонин вздрогнул, и вдруг на его губах показалась улыбка, омолодившая его лицо лет на двадцать разом. Он заглянул мне в глаза.

– Я думал, никогда не узнаю, каково это. Я, правда, ничего не чувствую, но хотя бы при мне. Наверное, крошечный подарок от жизни я заслужил, - усмехнулся он. – Знаешь, - озорной огонек в его глазах потух, сменившись серьезным выражением. – Я очень жалею, что не встретил тебя лет двадцать пять назад. Все могло бы сейчас быть иначе… - прошептал он. Рука скользнула по моей щеке, стирая слезы, которые я все-таки не сумела удержать. – Не надо плакать, девочка, оно того не стоит…

– Возможно, встреться мы раньше, не было бы вообще ничего, - пожала я плечами. – В любом случае, я не жалею… Обо всей этой истории, начиная с октября, - еще несколько почти ничего не значащих слов и я ощутила на губах знакомый привкус его губ. Невысказанные признания, недосказанные слова повисли вокруг нас, как чудовищное напоминание о том, насколько нелепо все это было с самого начала. В этом доме уже никогда не послышится мужской смех в ответ на детское лепетание, владелец этого дома не будет держать малыша, делающего свои первые шаги, за руку. Поцелуй прервался. Я протянула ему его палочку.
– Держи. Если хочешь, можешь убить. Думаю, основания для этого у тебя есть… - я не договорила, поскольку Долохов взмахнул палочкой. Желтая вспышка.

– Я развязал тебе язык, - его рука в последний раз скользнула по моей щеке. Он приманил мантию Пожирателя, надел и в последний раз взглянул на меня. Светильник освещал нас, оставляя паутинку теней. – Не люблю долгие прощания, - с хрипотцой произнес Антонин.

– Я тоже, - кивнула я. – Не считай, что я все делала из меркантильности. И спасибо, что не выдал. Уж не знаю, почему, - эти слова застали его уже в двери. Он не обернулся, стоя между дверью нашей спальни и лестницей вниз. В тишине дома отчетливо прозвучали всего четыре слова, от которых мне показалось, что сердце вот-вот остановится от терзавшей меня боли и противоречивых чувств. Долг, привязанность, полублизость сплелись тесным клубком, с которым я жила уже не один месяц. Это должно было кончиться, рано или поздно. Оно и кончалось. Жестоко, больно, страшно, но кончалось…