Поцелуй виконта

Мур Маргарет

Следовательно, она никогда ее не получит, а он узнает, что она его обманывала.

— Благодарю вас, — растерянно прошептала она.

— Мне это не составит труда, у меня есть несколько экземпляров. Я же не рассылаю их всем, с кем встречаюсь… — Он смущенно умолк.

Она увидела, как он покраснел, и заявила:

— Лорд Бромвелл, позвольте мне сказать вам, что я считаю вас выдающимся человеком!

— А вы — необыкновенная, замечательная женщина! — в ответ сказал он, избегая на нее смотреть. — Для молодой женщины решиться на столь далекое путешествие

да еще вопреки воле родителей — это просто поразительно!

— Похоже, каждому из нас приходится огорчать родителей, чтобы следовать своей воле.

Правда, она была совершенно одинока, ее родители уже умерли, и ей некого было огорчать.

Как и он, по меньшей мере в одном отношении. Даже здесь, в семье, никто не понимал его страсти к знаниям, жажды открытий, готовности пожертвовать всем ради научных достижений. Она тоже не совсем понимала интерес виконта к паукам, но не могла не восхищаться его верностью и преданностью своим убеждениям.

Стоя совсем близко от него в этом круге света, падающем от лампы, она испытала ощущение, будто они совсем одни в этом громадном особняке, в этой стране и во всем мире. Будто они находились с ним на крошечном островке в окружении враждебного мира.

Их было только двое, но вместе они уже не были одинокими.

У нее не было ни малейшей надежды на их общее будущее. Она была воровкой, беглянкой и обманщицей. И оказалась здесь путем лжи и притворства, воспользовавшись его доверчивостью и великодушием, и только надеялась, что он никогда об этом не узнает.

Она повернула к нему голову, чтобы что-нибудь сказать и разрушить колдовские чары, навеянные на нее тишиной и этим ярким пятном света среди окружающего полумрака.

Он нагнулся, словно для того, чтобы услышать ее.

Или поцеловать…

— Милорд, обед подан, — возвестил возникший на пороге дворецкий.

Бромвелл мгновенно отпрянул от прелестной и соблазнительной леди Элеоноры. Если бы она знала, какие мысли и образы, связанные с нею, роились в его голове, она сочла бы его самым распущенным молодым человеком во всей Англии.

Но она никогда об этом не узнает, а он сумеет справиться со своенравным сердцем.

Ему следует помнить, что ей нужна его помощь, а не дерзкие поступки!

— Идемте? — Он галантно предложил ей руку; Она легко оперлась на нее, и они чинно проследовали в столовую.

— А, вот и вы! — вскричал граф, когда они вошли, и торжествующе улыбнулся, так что Бромвелл едва удержался, чтобы не одернуть его.

Но побоялся встревожить леди Элеонору, если даст ей понять, какие планы на будущее сына питает его отец.

К удивлению, он застал в столовой и мать, которая выглядела более оживленной и здоровой, чем обычно. Ей всегда нравилось общество молодых женщин, и он не раз предлагал ей нанять компаньонку, но она упорно отказывалась, уверяя, что если он будет больше времени проводить дома, то ей не будет нужна никакая компаньонка.

Он подвел леди Элеонору к матери:

— Мама, это леди Элеонора Спрингфорд. Леди Элеонора, моя мать, леди Грэншир.

— Очень рада, —

пробормотала его мать, а леди Элеонора присела в почтительном реверансе.

Тем временем его отец кивнул лакею в ливрее и парике, и тот выдвинул стул справа от хозяина.

— Миледи! — Граф кивнул на стул.

И снова, демонстрируя поразительное самообладание, леди Элеонора очаровательно улыбнулась ему и заняла указанное место. После того как граф торжественно произнес молитву, был подан ужин.

Бромвелл мог гордиться подаваемой в доме отца едой. Но к сожалению, ценой за такие изысканные блюда, как черепаховый суп, тюрбо с лобстерами, котлеты из ягнятины, жаркое из оленьего мяса, говядина, гусь, зеленый салат, горошек, меренга а-ля крем и шоколадный крем, была необходимость выслушивать самоуверенные разглагольствования графа решительно обо всем на свете.

Леди Элеонора отведывала блюда с уже известным ему изяществом и вежливо внимала хозяину стола. Она не делала никаких замечаний, если только граф не обращался к ней с вопросом, но это произошло только один раз, когда он поинтересовался ее мнением о состоянии итальянских дорог в сравнении с английскими. Но даже тогда он почти не слушал ее ответа, а продолжал возмущенно рассуждать об ужасном состоянии дорог в Англии и отстаивать свою идею о том, что преступников следует не высылать в Австралию, а использовать для ремонта дорог на родине.

Бромвелл однажды наблюдал высадку в Австралии приговоренных к каторге мужчин, женщин и детей и не мог с ним не согласиться.

— Тогда большая часть из них осталась бы в живых, — заметил он. — Условия на этих судах…

— Я говорю, что их нужно оставлять здесь не ради их блага, — возмущенно вскричал граф, как будто Бромвелл предложил размещать их в удобных гостиницах, — а для того, чтобы использование их в качестве дорожных рабочих обернулось значительной экономией государственных средств!

— И превращением их в рабов, — уточнил Бромвелл. — Вам не приходилось бывать на сахарных плантациях, иначе вы поняли бы, что рабство…

— Мы не о том говорим! Мы говорим о дорогах — о тех самых дорогах, из-за которых вы едва не погибли!

— Авария вовсе не была такой уж страшной, — с трудом сохраняя выдержку, заметил Бромвелл. — И смерть никому из нас не грозила.

— Однако если бы на крыше были пассажиры, — вмешалась леди Элеонора, — они могли бы серьезно пострадать и даже погибнуть.

— Ага! А я что говорю! — с торжествующим видом воскликнул граф.

— Согласен, такое могло случиться, особенно если бы мы ехали с большей, скоростью. Тем не менее, думаю, существует большая разница между требованием, чтобы дороги поддерживались в хорошем состоянии, и использованием для этого рабской силы.

— Вот к чему приводит дорогостоящее образование! — пожаловался граф леди Элеоноре. — Каждый раз теоретические представления берут верх над соображениями практичности. Если бы мой сын жил в Англии вместо того, чтобы гоняться за разными жуками, он бы знал, в каком удручающем состоянии находится его страна.