Поцелуй ягуара
Шрифт:
Натали должна была попробовать его на вкус. Пока он нес ее через кухню по короткому коридору и лестнице, она лизнула его грудь. Его мышцы напряглись от ласки, руки сжались, и Сабан чуть не врезался в стену.
Она наслаждалась его вкусом, целуя и облизывая путь к плоскому, твердому диску его мужского соска. Ее зубы покусывали и сжимали его плоть. Натали смутно задавалась вопросом, нужен ли ей гормон, чтобы пристраститься к Сабану, изголодаться по нему, жаждать его прикосновений, пока она не подумала, что умрет без него. Сабан мог быть зависимостью сам по себе,
— Да. Боже милосердный, cher, — он прижал ее к стене, его голова откинулась назад, когда Натали нащупала жесткий сосок, наслаждаясь вкусом мужчины, тепла и жесткой твердости мужской плоти.
— Ты на вкус как твой поцелуй, — хныкала она, снова облизывая его грудь, маленькие ореолы сосков, вкус его плоти обжигал женщину. — Поцелуй меня, Сабан. Мне нужен твой вкус.
Рычание, которое исходило из его губ, должно было быть пугающим; оно должно было вызвать, по крайней мере, настороженность, чтобы охладить вожделение, горящее внутри нее. Вместо этого, рык заставил живот сжаться новым спазмом, и влажное тепло снова полилось из ее киски. И когда его губы накрыли ее, а язык скользнул внутрь, не было ни осторожности, ни размышлений, только голод, только отчаянная потребность, внутри Натали, заменить тени в его глазах светом.
Эта мысль пронзила ее, когда она почувствовала, как Сабан поднимается по лестнице. Она видела эти тени, когда впервые встретила его, удивлялась им, тосковала по ним.
Она гладила руками по его обнаженным плечам, наклонив голову облизала губы, охваченные штормом вкуса его поцелуя. Она любила шторм. Раскаты грома, вспышка молнии, и все это было в его поцелуе, в отчаянном голоде, который, как Натали знала, не испытывал к ней ни один мужчина.
— Не дойду до кровати, — простонал Сабан, отрывая губы от ее губ, чтобы потянуть за рубашку. — Сними ее.
Она сняла ее и швырнула за спину, а он, сбросив обрывки рубашки, опустился на колено.
Глаза Натали расширились, когда она оседлала его бедро, горячие мышцы прижимались к ее киске, ее вес против него, дразнил ее клитор. И когда Сабан двинулся, о Господи, его руки ласкали ее бедра, прикоснулись к клитору, а губы накрыли ее твердый сосок.
— Да! — прошептала Натали, запрокинув голову, пока инстинктивно двигалась, волнообразными движениями, на бедре Сабана.
Трение на ее клиторе было восхитительным, если бы она могла просто получить больше давления, правильное положение.
Натали была в шокирующем экстазе, балансируя на вершине оргазма, уверенная, что, когда он придет, он снесет ей голову.
— Только не так, — сильные руки сжали ее бедра. — Внутри тебя. Я буду внутри тебя, когда ты кончишь со мной, cher. Будь я проклят, если ты кончишь, до того, как я окажусь внутри.
Глава 5
Он должен добраться до кровати. Боже, он не мог взять ее тут, на лестнице. Сабан обещал себе, что их первый раз будет в постели, которую он сам для нее сделал. Ту, что он подготовил, до того, как Натали пришла в этот дом.
Кровать королевского размера, сделанная из тяжелых кипарисовых
Он мечтал о том, чтобы взять Натали на ней. Не здесь, не на лестнице, где нет комфорта мягких простыней и лучшего матраса, какой только можно найти.
Рыча, его губы все еще держали в плену комочек, сладко-сочной плоти ее соска. Сабан заставил себя встать на ноги, а затем, почти потерял все силы, которыми обладал, когда ее ноги обернулись вокруг его бедер и жар ее киски был ощутим через джинсы на его члене.
Он положил руки ей на задницу и заставил себя пройти по короткому коридору, в ее спальню. Мужчина протолкнулся в дверной проем, захлопнул дверь и, едва вспомнив, что нужно запереть ее, споткнулся о кровать.
Сабан чувствовал ее, когда рухнул с Натали на матрас. Комфорт, спокойствие. Сплетенные с молитвами болотной крысы, спасшей его, вырезанные на пораженном молнией кипарисе, древние символы защиты и мира. Это было произведение искусства, которого мир никогда не знал, когда он учил ремеслу странного мальчика, которого спас от разрушенного ураганом залива.
Это была кровать, которую Сабан мечтал сделать в том возрасте, когда большинство мальчиков все еще были привязаны к матери. Кровать, где он знал, что однажды создаст семью.
— Вот, — вздохнул мужчина, отрываясь от нее, в последний раз лизнув сосок, прежде чем оторваться от соблазнительной сладости ее гибкого тела.
Он убрал ноги Натали со своей талии, схватил за пояс ее капри и быстро спустил их вниз. Избавиться от босоножек было легко, как и снять шелк влажных трусиков.
Затем Сабан остановился, замолчал и уставился на совершенство женщины, которая была его парой.
Ее груди, которые идеально заполняли его руки, блеск между ее бедер, полнота бедер, гладкие, без завитков складки ее лона. Ее киска была без волосков, шелковой и красивой. Он задумался, насколько красивее киска будет, если он сможет убедить Натали позволить мягким кудряшкам вернуться?
Там хранилась вся сладость мира, и Сабан будет тем, кто будет упиваться этой сладостью.
Его голова опустилась, язык раздулся, и он слизал ее сливки, грубое рычание покинуло его горло, когда он нашел опухший маленький комочек клитора, и мягкий, нуждающийся крик Натали наполнил воздух.
Сахар и сливки, таков ее вкус и мужчина не мог ею насытиться. Он слизывал ее соки, нектар, вино богов, должно быть так. Его губы раскрылись, и Сабан целовал нежные складки плоти, облизывал, вкушая влажность страсти, которая текла из нее.
И женщине это нравилось. Он чувствовал, как наслаждение, извиваясь, поднимается по ее телу, когда она двигалась под ним. Ему пришлось сжать руками ее бедра, чтобы удерживать, но Натали поднялась к нему.
Ее колени согнулись, ноги прижались к матрасу, а Сабан опустился на колени рядом с кроватью. Ее бедра подогнулись, и его язык нашел рай. Богатая, пьянящая, живая страсть потекла к нему, когда он услышал, как стоны Натали заполняют его голову.