Поцелуй ягуара
Шрифт:
Дыхание буквально застряло у него в горле, когда она начала расстегивать пряжку его ремня. Медленными, уверенными движениями ее тонкие пальцы расстегнули ремень, затем расстегнули металлическую пуговицу и спустили молнию вниз, по твердому и пульсирующему члену.
Сабан непроизвольно зарычал, мышцы его живота напряглись, когда ее пальцы схватили край его рубашки и потянули вверх.
Сабан поднял руки, достаточно согнувшись, чтобы позволить ей стянуть рубашку, затем почти взревел от удовольствия, когда ее голова наклонилась и ее острые
— Mercy, моя cher, — прорычал он, заставляя свои руки просто скользить по ее спине.
Она была полностью одета. Но он хотел видеть ее обнаженной, и хотел видеть ее обнаженной сейчас.
Он схватил подол ее рубашки и стянул ее, но хотел просто сорвать. Сабан подавил голодный рык, когда почувствовал ее мягкую кожу, а затем издал рев, когда ее горячие губы двинулись вниз по его груди к животу, а затем к напряженной длине его члена.
Он изумленно уставился на нее, когда Натали опустилась на колени. Ее груди были обрамлены черным кружевом, бледные, округлые и чертовски красивые. Но ничто не могло быть так красиво, как эти бледно-розовые, сочные губы, между которыми пропала головка его члена.
Черт. Ничего не может быть лучше.
Его рука скользнула в ее волосы. Шоколадные пряди обвились вокруг его пальцев, как живой шелк. Она всосала головку его члена глубоко в рот. Натали заставила его чувства взорваться.
Сабан почувствовал, как его голова упала на плечи, затем заставил себя смотреть на нее. Он почувствовал рычание, исходящее из его груди, и прорычал ее имя. Прорычал, что нуждается в ней, и попытался взять себя в руки. Он молился о контроле, потому что хотел, чтобы это продолжалось. Сабан хотел этих прикосновений, того, как ее глаза сверкали на него, вид его плоти, прижатой к ее губам, запечатлелся в его памяти.
Сдавленный стон вырвался из его груди, когда ее язык закружил вокруг головки, лаская набухшую плоть частыми движениями. И там, прямо под кожей, ее любопытный маленький язычок исследовал плоть, покрывавшую нарост. Он был на грани, сгорая от потребности освобождения.
— Я больше не выдержу, — простонал Сабан, когда она втянула головку обратно в рот и застонала, продолжая сосать. — Натали, cher.
Его бедра напряглись от желания кончить, яйца сжались в агонии.
В последний раз медленно лизнув, она медленно отстранилась.
— Я хочу взять тебя.
Сабан смотрел вниз, ошеломленный, пот выступил у него на лбу, когда она поднялась на ноги, ее тонкие пальцы гладили его эрекцию.
— Я хочу трахнуть тебя прямо здесь, — Натали разулась и расстегнула джинсы.
— Здесь?
Он судорожно сглотнул, наблюдая, как женщина медленно, дюйм за дюймом, выскользнула из плотной джинсовой ткани, словно фантастический подарок.
— Здесь, — ее улыбка была чистым сексом, чистой потребностью. — У тебя какие-то проблемы?
Натали сбросила джинсы, прежде чем потянуться назад и расстегнуть лифчик.
Чашечки соскользнули с упругой, сладкой
— Здесь, так здесь.
Черт, ему было все равно где, пока он будет внутри нее, обнимая ее, а она будетобнимать его.
Сабан откинулся на спинку дивана, с удивлением и удовольствием наблюдая, как она оседлала его бедра и нагнулась к нему.
Его руки сжали ее бедра, когда он откинулся на спинку дивана.
Она текла, как горячий мед. Мягкая, тугая, скользкая плоть обхватила головку его члена, затем медленно и мучительно, дюйм за дюймом, он скользнул в нее. С ее губ сорвались тихие всхлипывающие стоны. Ее острые ногти впились ему в плечи, а темные глаза заискрились от удовольствия.
— Я долго не протяну. Но я компенсирую это, — Сабан пытался ровно дышать.
Он чувствовал, как пот бисеринками стекает по его телу, чувствовал, как дикость овладевает ими обоими.
— Ты можешь делать это всю ночь.
Натали прижалась к его груди, ее бедра приподнялись, ее киска плотно обхватывала его член, и Сабан потерялся.
Кого волнует контроль? Удовольствие, прикосновение к ней, ее вкус, ощущение ее тела — это все, что имело значение. Схватив ее за бедра, Сабан переместился и начал двигаться внутри нее жесткими, отчаянными толчками. Ничто не имело значения, кроме как брать ее сейчас. Трахать ее так сильно и глубоко, с таким удовольствием, чтобы она никогда не забывала, что значит принадлежать ему.
Натали была вне себя, встречая толчок за толчком. Острые маленькие ногти вонзились ему в спину, пока ее зубы впились в его плечо.
Крошечные уколы боли были ничем, больше удовольствием, чем чем-либо еще, но достаточно, чтобы сорвать последнюю каплю контроля, которую он держал в узде. Сабан сильнее сжал ее бедра, его член входил в нее яростными толчками, когда он почувствовал, как оргазм пронзил ее тело.
Он прижался губами к метке, которую оставил ей, его зубы царапнули ее, когда он еще раз двинулся. Нарост под головкой его члена разбух, затвердел, удовольствие и боль от этого вырвала рычание из его горла, когда экстаз хлынул через него. Сладкие небеса. Ощущение ее киски на такой чувствительной плоти, было слишком сильно для него. Сабан чувствовал, как она пульсирует, в то время как он проливал в нее свое семя.
Нарост зафиксировал его член на месте, лаская скрытую плоть, и отправил их обоих в сверкающую, горящую сферу чистого удовольствия.
Все остальное Сабан выяснит позже, пообещал он себе, прижимая ее спиной к диванным подушкам и нависая над ней. Когда его освобождение пролилось в нее, и стоны восторга прорвались сквозь них обоих, он поклялся, что будет бороться за Натали, не смотря на цену. К черту ревность, не стоит терять веру, ее веру в него. И не стоило терять верность, которая росла между ними, верность, рожденную эмоциями и, как он молился, любовью.