Почему исповедуются короли
Шрифт:
– Не стану вас задерживать, – прервала молчание виконтесса. – Я пришла, чтобы извиниться за свою грубость. Я обвинила вас в низменных мотивах, тогда как единственное, что вы хотели, это попытаться спасти жизнь моему ребенку. Пожалуйста, простите меня.
Алекси шагнула вперед и встала рядом с Полом, ее рот изумленно приоткрылся.
– Так упражнение подействовало? Ребенок повернулся?
Непривычная улыбка заиграла на губах виконтессы, и Гибсон подумал, что никогда прежде не видел ее такой доступной
– Да. Я не знаю, как вас благодарить, скажу лишь… Простите.
Гостья повернулась, чтобы уйти, но Алекси протянула руку, останавливая ее.
– Мы тут как раз чаевничать собираемся. Пожалуйста, присоединяйтесь.
Виконтесса покачала головой.
– Не хочу вам мешать.
– Останьтесь, хотя бы пока буря малость не утихнет, – добавил Гибсон. – Вон, дождь-то как хлещет.
Поколебавшись, леди Девлин медленно улыбнулась.
– Ладно. Спасибо.
Алекси скрылась на кухне, а Пол направился в гостиную впереди гостьи.
– Когда я услышал ваш стук, – сказал он, поставив подсвечник на комод возле двери, – то подумал, что это Девлин зашел узнать про вскрытие Фаррагута.
Подойдя к камину, виконтесса протянула к огню озябшие руки.
– Нашли что-нибудь интересное?
– Кое-что нашел, но, признаться, с убийством бедняги это никак не связано. – Он снял с каминной полки одну из выстроившихся там тяжелых банок с заспиртованными анатомическими препаратами. – Наверное, это немного сложно для понимания…
– Что это? Похоже на… – она осеклась и побледнела, уставившись ему за спину.
Внезапно вдохнув смешанную вонь влажной шерсти, свежей древесной стружки и застарелого мужского пота, Гибсон обернулся и словно попал в ночной кошмар.
Дверной проем заполнял Самсон Баллок, его шляпа и плечи потемнели от дождя, лицо кривила торжествующая ухмылка. Перед собой он держал Алекси, накрутив на мясистый кулак ее огненные волосы и прижимая к щеке лезвие ножа. Ее лицо было алебастрово-белым, горло дернулась, когда она с трудом сглотнула.
Она выглядела очень маленькой – макушка даже до плеча громилы-мебельщика не доставала. Гибсон почувствовал, как сердце забилось о ребра, услышал странный рев в ушах. Прикипев взглядом к Алекси, он бессознательно сделал шаг вперед.
– Какого…
– Подойдешь ближе, и леди докторша останется без глаза, – предупредил Баллок и надавил ножом. По щеке Алекси потекла струйка крови.
Гибсон замер, руки сильно, до боли сжали банку. Чувства внезапно обострились: собственное дыхание оглушительно скрежетало, глаза кололо пламя свечей, мерцающее от холодного сквозняка, который тянулся, скорей всего, из открытой кухонной двери.
– Кто вы такой? – требовательно спросила виконтесса.
– А ты не знаешь, что ли? – Мебельщик рассмеялся, но не весело. – Хочешь сказать,
– Его зовут Самсон Баллок, – голос Алекси звучал спокойно, без единой нотки страха, – и он здесь потому, что считает меня виновной в смерти своего брата.
Баллок, крутанув кулаком, туже натянул ее волосы, заставив вздрогнуть и неестественно вывернуть голову.
– Ты и есть виновная, чертова сука. Я ж тебе обещал, что ты у меня поплачешь, раз сунула свой французский нос не в свое дело. Теперь-то жалеешь небось, а? Через тебя и брат твой помер, и старуха твоя. Очередь за тобой, сука. – Отведя нож от щеки Алекси, он ткнул им в сторону Геро Девлин. – И вот за нею.
Все еще стискивая банку с заспиртованным препаратом, Гибсон медленно шагнул вперед, потом еще раз. Его сотрясала дрожь, он еле ковылял, чуть не падая.
– Придурок, я кому сказал не двигаться! – вспылил Баллок. Затем кивнул на сосуд в руках Гибсона. – Что за чертова хрень?
– Это? – Гибсон поднял ношу повыше. – Сердце.
Поймав взгляд Алекси, он отчаянно попытался передать ей мысль о том, что собирался сделать. Безнадежная попытка, но может, она поймет хотя бы, что нужно быть готовой?
Он снял крышку с широкого горла.
– Довольно необычной формы. Хотите посмотреть? – и с этими словами Гибсон выплеснул содержимое банки в лицо Баллоку.
Тот взревел и откинул голову, когда спирт ужалил глаза. Мебельщик по-прежнему держал нож, зато отпустил Алекси, чтобы отереть лицо большой ладонью.
Вывернувшись из-под его руки, она схватила с комода шандал и ткнула горящими свечами в пальто Баллока.
Залитая спиртом ткань занялась огнем, пламя подпрыгнуло и заплясало на длинных черных волосах.
– Алекси! – крикнул Гибсон, испугавшись, что огонь перекинется ей на плечи и голову, куда спирт тоже попал.
Баллок снова испустил рев, слепо закружил на месте. Сорвав шляпу, он хлопал себя по голове и пытался стянуть пылающее пальто.
– Я тебя убью! – вопил он. – Всех вас убью!
Жена Девлина нагнулась к камину. Гибсон понял ее задумку, лишь когда она обеими руками взялась за кочергу. А потом она сделала шаг вперед и с размаху обрушила кочергу на голову Баллока.
Железный прут врезался в череп сбоку, кость отвратительно хрустнула. Баллок тяжело повалился, опрокинув стол, и пламя с его пальто и волос метнулось на потертый, залитый спиртом ковер.
– Быстрее! – воскликнул Гибсон, подавшись к окну и чуть не падая. – Шторы!
Алекси подбежала первой и сдернула вниз выцветшую тяжелую ткань, подняв облако пыли и паутины. Геро Девлин сняла с себя накидку и принялась хлопать по огню, который трещал уже у двери. Дым заполнил комнату.