Почему мы ошибаемся. Ловушки мышления в действии
Шрифт:
В начале XX века Бартлетт приступил к проведению экспериментов для изучения восприятия и памяти человека. По его убеждению, мы не просто пассивно созерцаем окружающий мир, интерпретация нами событий носит селективный и конструктивный характер. Он был убежден, что люди не видят и мало что запоминают из того, что, казалось бы, должно бросаться им в глаза. Впрочем, по мнению Бартлетта, многое из того, что, как мы думаем, видели и запомнили, на самом деле никогда не происходило. Более того, он считал, что на воспоминания влияет множество факторов, в том числе культура и традиции народа. Так, Бартлетт собрал целый ряд фактов, когда африканцы запоминали события, не имевшие для британцев особого значения и, следовательно, полностью забытые ими, и наоборот.
Но вернемся к легенде о войне духов. При проведении одного из экспериментов Бартлетт
Итак, легенда, которую Бартлетт предложил прочитать участникам эксперимента.
Однажды ночью двое молодых мужчин из Эгулака отправились к реке, чтобы поохотиться на тюленей. Пока они были на реке, опустился туман и стало очень тихо. Вдруг они услышали боевые кличи и подумали: «Должно быть, это отряд воинов». Они вернулись на берег и спрятались за бревном. На воде появились несколько каноэ; охотники услышали шум весел и увидели, что одно каноэ приближается к ним. В нем было пятеро мужчин, которые обратились к ним со словами:
– Не поедете ли вы с нами? Мы хотели бы взять вас с собой. Мы идем вверх по реке воевать с тамошним народом.
Один из молодых охотников ответил:
– У меня нет стрел.
– Стрелы есть в каноэ, – сказали прибывшие.
– Я не поеду с вами. Меня могут убить. Мои домашние не знают, куда я пошел. Но ты, – он повернулся к своему спутнику, – можешь отправиться с ними.
Один из молодых людей уплыл с воинами, а другой вернулся домой.
Воины поплыли вверх по реке к селению, находившемуся по другую сторону Каламы. К воде спустились люди, и началось сражение; было много убитых. Вдруг молодой охотник услышал, как один из воинов сказал: «Скорее домой, этого индейца ранили». И тут он подумал, что они духи. Он не чувствовал боли, хотя они говорили, что в него попала стрела.
Каноэ приплыли назад в Эгулак, и молодой индеец, сойдя на берег, направился домой и развел огонь. И так изложил всем свою историю: «Вот как было дело. Я отправился с духами, и мы вступили в битву. Многие из наших погибли, и многие из тех, кто нападал, тоже. Духи сказали, что меня ранили, но я не почувствовал боли».
Рассказав все это, он замолк. Когда взошло солнце, он упал на землю. Что-то черное вышло у него изо рта. Его лицо исказилось. Люди вскочили и стали кричать.
Индеец был мертв.
32
Текст оригинального перевода был оцифрован в рамках проекта Internet Archive. Он находится в свободном доступе на сайте www.openlibrary.org/details/no26bulletinethn00smituoft.
Как обнаружил Бартлетт, пытаясь вспомнить легенду, участники эксперимента довольно сильно изменяли ее. Во-первых, они обязательно ее сокращали. При первом пересказе, как правило, в два раза. Во-вторых, выкидывали, изменяли детали и даже придумывали новые. Например, из воспоминаний многих людей начисто исчезло описание погоды (туманная и тихая), как и тюлени, на которых охотились индейцы. Зато появился лес, хотя в оригинале его не было и в помине. В некоторых пересказах мужчины стали братьями, в других – изменилось даже название легенды. В-третьих, поменялся язык – в целом незаметно, но весьма важным образом. Непривычные для современных англичан слова заменялись на более традиционные, тон повествования стал более простым, разговорным.
При первом пересказе участники эксперимента, как правило, сокращали легенду в два раза.
И наконец – возможно, это самое главное, – испытуемые рационализировали прочитанную историю. Бартлетт изначально предвидел, что старинная мистическая индейская легенда, скорее всего, поставит
«С самого начала практически ни один участник эксперимента не был настроен просто принять и понять эту историю», – отметил Бартлетт. Вместо этого читатели старались подогнать ее смысл под свое рациональное видение мира. Например, один из них после прочтения уверенно заявил: «Тут явно описывается мечта о сокрытии убийства». Возможно, в его словах есть доля истины, а может, и нет. Но одно Бартлетт понял точно: когда происходит «подгонка» истории, ее форма меняется до неузнаваемости. «Очень быстро, – пишет ученый, – легенда начисто лишалась своей неожиданности, прерывистости и очевидной непоследовательности и сводилась к ординарному, скучному пересказу событий». Иными словами, история упрощалась, сглаживалась, упорядочивалась.
Подобное можно наблюдать и в повседневной жизни. Скажем, вы идете по проходу местного гипермаркета, толкая перед собой тележку и попутно разглядывая ценники. Как думаете, какие из них вы запомните и почему? Оказывается, при попытке вспомнить цены мы демонстрируем все тот же эффект «сокращения», который наблюдался в ходе эксперимента Бартлетта, когда участники пытались вспомнить прочитанную легенду. В частности, исследователи обнаружили, что каждая дополнительная цифра в цене снижает шанс, что вы ее вспомните, на 20 процентов. Даже если цены состоят из одинакового количества цифр. Следовательно, такая цена, как, скажем, 77,51 доллара (в английском языке это число состоит из восьми слогов [33] ), запомнится хуже, чем 62,30 доллара (тут всего пять слогов). Более простые, округленные цены лучше запоминаются, как и упрощенные, «спрямленные» географические карты и выхолощенные легенды.
33
Если писать словами, чего обычно не делают ни в магазинах, ни в рекламе. Прим. ред.
Помните ли вы слова национального гимна?
Главный вывод, к которому пришел Бартлетт в ходе экспериментов, – в запоминаемом часто отражается характер того, кто запоминает. Иными словами, разные люди, увидев одну и ту же сцену, могут запомнить ее по-разному – и вовсе не потому, что у них лучше или хуже память, а из-за особенностей их личности. Как сформулировал вывод сам Бартлетт, процесс рационализации воспоминаний в целом, «как правило, обладает характеристиками, присущими работе человека, который этот процесс осуществляет, и напрямую связан с его конкретным темпераментом и характером».
Оказывается, запомнить что-либо дословно чрезвычайно трудно, даже если, как это было еще в начальной школе, вы читали текст сотни раз и всегда думали, что знаете его наизусть. Возьмите, например, американский гимн. Он не слишком длинный. В нем всего восемьдесят одно слово; его исполнение занимает чуть больше минуты. Но все ли слова вы знаете? Если хотите немного развлечься, возьмите ручку и лист бумаги и запишите все, что вспомните из текста гимна, стараясь при этом не петь его про себя. Затем проверьте себя, сравнив написанное с оригинальным стихотворением Фрэнсиса Скотта Ки (перевод приводится в конце этой главы) [34] .
34
Русскоязычные читатели, разумеется, могут провести этот эксперимент со своим национальным гимном. Прим. ред.
Профессор Университета Дьюка Дэвид Рубин попросил однажды проделать это группу студентов старших курсов; оказалось, что молодые люди помнят в среднем всего тридцать два слова гимна родной страны.
Что же происходит с нашей памятью, когда слова кладутся на музыку? Рубин обнаружил, что, если он сначала проигрывал музыку гимна и только потом просил людей записать его слова, респонденты вспоминали уже в среднем не тридцать два, а целых пятьдесят два слова – не идеальный результат, но уже намного лучше.