Почему мы ошибаемся. Ловушки мышления в действии
Шрифт:
В итоге Рубин и его коллега Ванда Уоллес пришли к выводу, что музыка, а конкретно мелодия, служит фактором, весьма мощно борющимся с забыванием. Помимо полезной ритмической информации мелодия подсказывает певцу длину строк и интонационные модели слов, что помогает ему вспомнить текст.
После проигрывания музыки «Звездного знамени» люди вспоминали в среднем не тридцать два, а целых пятьдесят два из восьмидесяти одного слова американского государственного гимна.
Какая часть того, что мы говорим, правдива?
Пересказ истории в собственном стиле изложения влияет на память практически так же, как музыкальное сопровождение, то
Когда вас спрашивают, как прошел день, что вы отвечаете? Конечно же, вы не станете перечислять человеку все, что с вами было, – Боже упаси, это ведь так скучно! Как же решить, что оставить, а что выбросить из своего рассказа? Короче говоря, как организовать бесконечное число фактов, имеющихся в нашем распоряжении?
Когда мы рассказываем историю в юмористическом ключе, она становится не просто версией оригинального события, а самим событием.
На этот вопрос ответила профессор Барбара Тверски, та самая, которая исследовала причины искаженного запоминания географического месторасположения. Исходя из ее данных, мы склонны организовывать повествование событий своей жизни приблизительно так же, как организуем звезды в небе, то есть иерархически, формируя из множества фактов, с которыми сталкиваемся, некие этапы или периоды.
«События происходят не на словах, – говорит профессор Тверски, – а одновременно во всех органах чувств человека. Например, став свидетелем автокатастрофы, вы сможете рассказать о ней только после события, при этом неизбежно уделите повышенное внимание одним моментам и полностью проигнорируете другие». Как следствие, утверждает исследователь, человек вынужден постоянно возвращаться в своих воспоминаниях назад и тем или иным образом упорядочивать историю, которую собирается рассказывать.
Пару лет назад Тверски вместе с коллегой Элизабет Марш из Университета Дьюка попросила студентов в течение нескольких недель ежедневно вести записи того, что они рассказывают окружающим. В частности, молодые люди должны были фиксировать основное содержание своих историй, слушателей (родители, сокурсники, другие люди) и цель рассказа (информировать, развлечь и прочее). Испытуемых также попросили отмечать, искажали ли они тем или иным образом свои истории, скажем, чтобы приукрасить или сгладить некоторые детали.
После подсчета результатов Тверски и Марш обнаружили, что большинство историй (58 процентов) были рассказаны с целью о чем-либо проинформировать слушателей. Обычно они посвящались общественным мероприятиям и пересказывались в среднем 2,7 раза. И того и другого ученые вполне могли ожидать. Неожиданной оказалась степень искажения. Студенты и сами признавались, что несколько приукрашивали истину, но на деле практиковали это гораздо чаще и масштабнее, чем думали. Тверски и Марш установили, что молодые люди добавляли, опускали, преувеличивали или преуменьшали разные факты в 61 проценте рассказанных историй. А между тем, когда их прямо спросили, как часто они это делали, участники эксперимента признавались в этом «грехе» только в 42 процентах случаев. Эта весьма существенная разница четко демонстрирует, что некоторые искажения настолько привычны для нас, что мы даже не задумываемся над тем, что, по сути, лжем.
Студенты добавляли, опускали, преувеличивали или преуменьшали разные факты в 61 проценте рассказанных историй.
Выяснилось, что в своих пересказах студенты чаще всего опускали те или иные существенные детали; это наблюдалось в 36
Некоторые результаты исследований Тверски и Марш на удивление точно согласуются с выводами другого, отдельного, исследования. В его рамках испытуемые в течение десяти минут общались с совершенно незнакомым человеком; общение записывалось на пленку. Потом записи проигрывались, и участникам предлагали оценить, какая часть из того, что они говорили, была чистой правдой. И 60 процентов из них признались, что в разговоре солгали.
Ложь или самопрезентация?
Чем же объяснить неистребимое стремление человека приврать? По мнению Тверски, частично это объясняется теми допущениями, которые мы делаем относительно целей рассказываемых нам историй. «Мы все жертвы англо-саксонской идеи, что любая беседа несет в себе информацию», – доказывала мне Тверски осенним днем по время прогулки по нью-йоркскому Центральному парку. Мне кажется, это не так, по крайней мере не всегда. По мнению профессора, во многих случаях разговор следует считать не инструментом донесения истины, а формой поведения, направленной на достижение конкретной цели.
Мы считаем разговор инструментом передачи информации, но это не всегда так. Иногда это форма подачи себя.
«Относясь к разговору как к форме поведения, мы ведем себя так, чтобы заставить людей думать о нас или поступать по отношению к нам определенным образом. Мы стараемся понравиться им, убедить их считать нас умнее, сильнее, лучше». В таком контексте, убеждена Тверски, целью разговора можно считать не донесение правдивой информации, а создание о себе определенного впечатления. В итоге точность отходит на второй план, а на первый выходит желание подать себя.
Если в историях, рассказанных студентами, содержался такой огромный процент искажений, то хочется спросить: понимали ли слушатели, что их вводят в заблуждение? Неопубликованные исследования Барбары Тверски и Дэнни Оппенгеймера из Принстонского университета позволяют предположить, что вполне вероятно, хотя, конечно, далеко не всегда. Ученые обнаружили, что слушатели принимали за чистую монету некоторые подтасовки и искажения в рассказе, но порой их радары «засекали» то, чего в действительности не было. В частности, в ходе последующего опроса слушатели сообщили исследователям о значительно большем числе преувеличений, чем признавались их рассказчики. Что же наталкивало людей на эту мысль? Оказывается, зачастую вовсе не сама история, а личность того, кто ее излагал. «Да она вообще любит драматизировать», – охарактеризовал одну из рассказчиц ее слушатель. «Он слишком много размахивал руками», – заявлял второй. «Он не стал бы рассказывать мне о наркотиках при родителях», – анализировал третий. Впрочем, что бы ни послужило подсказкой, в целом слушатели были далеко не так наивны и доверчивы, как думают многие из нас; они весьма точно определяли, когда рассказчик привирает, преувеличивает или недоговаривает. И что любопытно, мужчины проявляли гораздо больший скептицизм, чем женщины. «Несравненно больший», – утверждает Тверски.