Почему нам трудно поверить в Бога?
Шрифт:
Вероисповедание, в отличие от философских взглядов, чаще всего зависит от внешних обстоятельств, от того, где человек родился и вырос. Вероятно, большинство ревностных христиан были бы в Турции мусульманами, итальянец, выросший в русской семье, — православным, а не католиком, и так далее. Не заблуждение ли тогда считать единственно истинной свою веру, другие же — ложными? Но и усредненная «вера вообще» кажется чем-то совсем искусственным и мертвым, вроде эсперанто. Как разрешить это противоречие?
О. АЛЕКСАНДР: Во-первых, это не совсем точно, что
Когда появился ислам, он тоже появился в языческой среде и распространялся вовсе не потому, что кругом люди верили в единого Бога. Мусульманам приходилось пробивать дорогу исламу. Поэтому нельзя ставить в обязательную, прямую и жесткую позицию веру и обстоятельства. Более того, буддизм возник в той среде, где в конце концов не был принят и был отторгнут. Как вы знаете, буддизма в Индии фактически нет. Христианство родилось в недрах иудаизма, который в своей значительной части остался на позициях Ветхого Завета. Религия Авесты, зороастрийская религия, возникла в Персии, где она теперь не существует, она перекочевала в Индию. В общем, такой жесткой связи нет.
Во-вторых, можно ли считать свою веру единственно истинной? Этот вопрос опять продиктован статическим пониманием веры. Богопознание — это процесс. Человек смутно чувствует реальность Бога — это уже вера, какая-то начальная ее ступень. Если люди чувствуют величие духа до такой степени, что почитают «майей», иллюзией, бредом окружающий мир, — это только один из аспектов веры. Если мусульманин верит в единого Бога как властителя истории и человека, он тоже исповедует по-своему истинную веру.
Святитель Иннокентий Херсонский, русский проповедник XIX века, сравнивал Бога с солнцем, а людей различных вероисповеданий с жителями различных поясов Земли. Если где-то у полярных льдов не видят солнца по полгода и оно доходит до них в слабом отблеске, то на экваторе оно палит с полной силой. Точно так же в историческом развитии религий все больше и больше наращивалось приближение к Богу.
Итак, мы можем сказать, что ни одна из религий не является абсолютно ложной. Все они несут в себе какой-то элемент, являются фазой или ступенью к истине. Разумеется, в различных религиях есть понятия и представления, которые христианское сознание отметает. Например, понятие о том, что земная жизнь не имеет никакой ценности, развившееся в недрах индийских религий. Мы не принимаем такой концепции, но мы не считаем, что мистический опыт Индии и вообще вся ее религиозная традиция ложны. Более того, в недрах самого христианства могут возникать ложные аспекты, например обрядоверие, начетничество. Скажем, какой-нибудь инквизитор, который считает, что, сжигая еретиков, он совершает дело Божие, — он же тоже ослеплен роковым заблуждением, но не потому, что ложно христианство, а потому, что человек сбился с пути.
Мы, будучи христианами, верим и знаем, что все аспекты различных религий христианство в себя вобрало и в себе содержит. Таким образом, оно уже является не религией, а сверхрелигией. В виде образа можно себе представить так, что все религии — это руки человеческие, простертые к Небу, это сердца, устремленные куда-то ввысь. Это поиск Бога и догадки, и прозрения. В христианстве есть ответ, который люди должны уже усвоить, реализовать и дать в свою очередь ответ. Ответом будет вся наша
Совпадает ли нравственность с социальными институтами?
О. АЛЕКСАНДР: А это в общем-то одно и то же. Человек может быть глубоко нравственным, имея пять жен, если порядок социального строя, в котором он живет, это морально освящает, то есть допускает полигамию. Кстати, в Библии патриархи были полигамами, но это был тогдашний порядок. Нравственность лежит глубже социальных институтов, которые с ней очень сильно пересекаются, но тем не менее ее не покрывают.
Есть некая единая модель человеческого бытия, человеческого существа, которая определяет одинаковое развитие религиозных, культурных фаз в разных концах земли, не связанных между собой; в общем, сходство этики, например, в исламе и христианстве. Социальное поведение может быть разным, на периферии этико-социального целого могут быть большие отличия, но в центре все-таки находится что-то такое, что позволяет, в конце концов, идти на очень большое сближение и тождество. Поэтому христианство, которое принесено какому-нибудь племени, может сохранить на его периферии социальные институты и какие-то морально-этические нормы, которые в нем всегда существовали, постепенно преображая его изнутри. Но надо, конечно, об этом говорить конкретнее.
Интересно было бы узнать хотя бы об одном позитивном опыте такого рода. О перенесении христианства в другую культуру…
О. АЛЕКСАНДР: Есть в Индии монахи-католики. Они там устроили монастырь, который назвали, согласно местной традиции, «ашрамом». Они проводят такие же медитации, как брахманы, и говорят: мы идем к христианской монашеской жизни из недр национальной культуры. Правда, один монах хотя и перевоплотился в индуса, но со временем ощутил ностальгию по Западу. Он не вырос в Индии с детства, он просто ассимилировал всю ее культуру. Но все же такие вещи возможны.
Есть книга Леманна, называется «Афро-азиатское христианское искусство». В ней приводится масса фотографий современного христианского искусства афро-азиатских стран: Христос в виде индейца, черные негритянские Мадонны, храмы, похожие на полинезийские капища, с ангелами, которые в глазах европейцев похожи на чертей… Для туземцев это все полностью как бы трансформировалось, хотя суть остается все та же, но весь эстетический и культурный декор иной.
У нас в академии в Загорске есть икона «Омовение ног». Христос в виде китайца, ученики все китайцы. …Есть у Кронина замечательный роман «Ключи царства» о миссионере, жившем в Китае. Он не хотел быть представителем религии белых, он стремился подойти изнутри и находил какие-то пути. Сейчас это стало уже общим местом. Христианство не религия белых и не должна быть таковой. Поэтому оно может находить свой язык в совершенно других традициях.
На Втором Ватиканском соборе был разработан специальный документ о нехристианских религиях, и там, в частности, говорится о том, что Церковь чтит все великое и прекрасное, что есть в языческих религиях; она верит в того же Бога, в которого верят иудеи и мусульмане. Это общецерковная точка зрения, имеющая соборное выражение. Поэтому уже отброшена старая модель, в которой говорилось: «Мы приносим истинную религию, уничтожая старое». Теперь при более глубоком изучении всех религий эта установка уходит в прошлое.