Почему нам трудно поверить в Бога?
Шрифт:
Монахи в Индии не просто от себя это изобрели, а пытаются реализовать то, что было принято на Соборе. Они пионеры, они изучают опыт ведантийских аскетов [11] , читают мантры, занимаются медитациями. Они усваивают всю религиозную культуру Востока изнутри и, будучи христианами, входят в нее таким образом, чтобы не нарушить структуру, чтобы христианство органически вписывалось в местную духовную традицию, не просто во внешнюю, а именно в духовную, чтобы оно стало дополнением к тому, что уже существует в этой религии.
11
Веданта - наиболее распространенное
Сейчас, несмотря на события в Иране [12] , идет христианско-мусульманский диалог, собираются конгрессы. Я читал очень интересные доклады на эти темы, в частности, один епископ делал доклад «Иисус в Коране», «Дева Мария в Коране». В общем, есть точка опоры для диалога. Иудео-христианский диалог продолжается все время и ведется сейчас активно. Это не есть нивелировка, слияние, смешение всех религий, это глубокая вера в то, что каждая религия является ступенью, фазой, элементом того целого, во что христианство способно проникнуть, что может объять, включить, впитать в себя.
12
Речь идет о революции исламских фундаменталистов в 1979 г., возглавляемой аятоллой Хомейни.
А какова в этом диалоге заинтересованность мусульман?
О. АЛЕКСАНДР: Они выступали, довольно интересно говорили, но это были в основном богословы, массы — другое дело… Но сейчас все-таки такой век, когда, несмотря на ненависть и разделение, центростремительные тенденции не меньше, чем центробежные. Мусульмане живут рядом с христианами во многих странах. И не все же у них аятоллы.
В чем заключается конкретно диалог?
О. АЛЕКСАНДР: Во-первых, изучают вопросы, которые стоят перед богословами той или иной религии. Например, частные вопросы, вопросы экологии, обязательства человека перед природой. Некоторые считают, что раньше человек благоговел перед природой, язычник ее любил, ценил и поэтому не разрушал, а вот все монотеистические религии, которые исходят из Библии, — ислам, иудаизм и христианство — они разрушают природу. Это активно обсуждается. Так ли это на самом деле? Тем хватает. Ну, конечно, есть и такие актуальные темы, как расовые конфликты.
Но все-таки это в основном христианская тенденция, да?
О. АЛЕКСАНДР: Инициаторами выступают, как правило, всегда христиане. И индусы. Они организуют собеседования, съезды, собрания и общие молитвы… Вы слышали, что президент Садат заложил на Синае храм для трех религий, где будут молиться христиане, иудеи и мусульмане, но это акция скорее политическая. Задававший мне вопрос совершенно правильно отметил, что если смешать эти религии в некоторое эсперанто, ничего не выйдет. Такая религия существует: это бахаитская религия. У нее есть свои храмы, их несколько: огромный храм стоит в Америке, другой — в Хайфе в Израиле, но надо сказать, туда мало ходят, эти храмы пустуют. Бахаисты — ответвление мусульманства, которое стало такой панрелигией, которое смешало все. В Индии есть миссия Рамакришны, храм всех религий. Но это тоже своего рода эсперанто.
Здесь вот возникает этот самый вопрос о какой-то естественной границе. С одной стороны, вы говорили много о свободе форм изъявления христианского самоощущения. С другой стороны — поскольку эта свобода от каких-то канонических, обрядовых форм, приверженности просто к тексту, его культивированию, будучи достаточно далеко продленная и проведенная, в конце концов может освободить от некоторой необходимости
О. АЛЕКСАНДР: У Толстого, например.
— Да, толстовство… у технократов это очень развито. Здесь другой полюс по отношению к боярыне Морозовой, «многообразие религиозного опыта». Но где здесь граница, чтобы оставаться на почве конкретного религиозного опыта и не впадать в универсализм, уничтожающий источник реальной веры?
О. АЛЕКСАНДР: Статья Померанца «Традиции и непосредственность в буддизме чань (дзен)» [13] рассматривает всю эту модель. Не только для религии, но и для всех форм человеческой деятельности очень важно сбалансировать традиции и новаторство. Для меня тут есть биологическая аналогия. Как развивается организм? Он развивается на основании баланса между жесткой запрограммированностью генотипа и взрывами мутаций и приспособлений к окружающей среде. Если бы не было этой жесткой генотипной основы, то мир рождал бы, как в мифах Гесиода, монстров, то есть вообще не было бы никакого развития. Напротив, если бы этот жесткий генотип был несокрушим, развития тоже не было бы: все время рождалась бы дурная бесконечность одних и тех же существ. И только на основании того, что два полюса все время дополняют друг друга, создавая баланс, существует развитие.
13
Статья Г.С. Померанца опубликована в книге "Роль традиции в истории и культуре Китая". М., 1972
То же самое и в религии. Если дать простор бесконтрольному модернизму, который будет ломать все старые формы, он разрушит свою форму вообще и вытечет на пол. Если сделать формы абсолютными и заставить их служить непробиваемой броней, то остановятся движение и духовная жизнь. Между традицией и новаторством должна существовать обратная связь. Вы спрашиваете, где тут линия и критерий?
С точки зрения неформальной или структурной это понятно, а с точки зрения того внутреннего опыта, без которого любая религиозность остается чистой формой?
О. АЛЕКСАНДР: Примерно так: в практической жизни для этого существуют догматические формулы. Они как генотипы. Это формула, которая может трактоваться, расширяться, но все-таки она остается базисом. Например, есть много типов литургий, от самых простых до самых сложных. В древней Церкви Евхаристия совершалась почти в каждой общине по-разному. Слова читались разные, а суть там была одна и та же: присутствие Христа за трапезой верных. Это было генотипом, основой, а обряд был элементом развития. Потом произошли другие изменения, евхаристические чины канонизировались; потом это стало уже мешать развитию, и, скажем, в ХХ веке уже возникли новые движения, новые формы…
Возьмем опять пример из биологии: когда животное покрывает себя панцирем, то спасается от опасности, но в какой-то момент панцирь мешает ему двигаться. Точно так же наша вера имеет панцирь каких-то обрядов, правил и так далее, но когда мы чувствуем, что этот панцирь мешает, давит (он вообще имеет тенденцию давить на ядро), — надо искать путей преобразования. И напротив, если снять совсем панцирь, мы становимся как бы моллюсками без всего, нас легко раздавить.
В эволюции организмов есть третий путь, по которому пошли хордовые. Они создали твердый стержень внутри, позвоночник. Вот позвоночник, как основа веры, видения, воли, нас ограждает гораздо лучше, чем всякий панцирь, и в то же время не мешает двигаться свободно. Я прошу извинения за столь зоологические примеры.