Почему нет?
Шрифт:
– Ясь… – начинаю было я, но она меня перебивает.
– Я нам обед заказала у Сулика. Сходишь заберешь?
Ясно. Сейчас обсуждать ситуацию она не хочет. А запись на следующий сеанс, по всей видимости, не более чем уловка, чтобы выставить Ангелину поскорее. Что ж, сделаю вид, что ничего не заметил.
– Да, конечно, – отзываюсь я, шагая к двери, и выхожу на улицу.
Дождь уже угомонился, напитанный влагой воздух забивает нос, а солнце печет даже сквозь серые облака. Направляюсь в сторону небольшой забегаловки у входа на рынок, прокручивая в голове варианты, как лучше успокоить Ясю, но на ум ничего не идет. Мне совсем не сложно
Слух улавливает звонкий детский хохот и басовитый бубнеж, от которого шею сводит, а голова дергается, точно от пощечины. У входа в трехэтажный торговый центр стоит пара: мужчина с проблесками седины на темных волосах и девушка в желтом платье, держащая на руках девочку в сарафане такого же цвета. Мой взгляд прилипает к ребенку, которого раньше я видел только на фото. Похожа на отца больше, чем на мать. Девочка тянет к нему пухлую ручку, перебирая пальцами, и он прихватывает их губами, кривляясь. Невольно замедляю шаг, ошарашенный сценой, неожиданно развернувшейся передо мной.
– Ярослав! – Эхо моего имени бьет по телу, точно металлическими шариками, в знакомом голосе больше раздражения, чем удивления, и я прекрасно знаю почему.
Останавливаюсь, сдерживая позорное желание броситься прочь, а мужчина широким шагом направляется в мою сторону. На его лице появились новые морщины, зелень глаз потускнела, оставив лишь болотно-карий оттенок, но взгляд ясный, кажется, даже счастливый.
– Я тебе звонил, – с укором произносит отец, протягивая мне руку.
– Да, я видел, – крепко пожимаю его сухую ладонь.
– Тяжело было ответить?
– Не думал, что нам есть о чем говорить. – Смотрю ему за спину, туда, где стоит вторая, хотя, наверное, теперь уже первая его семья. – У тебя милая дочь. Нос твой. Да и Жанна выглядит отлично. Материнство ей к лицу.
Он тяжело вздыхает, и его челюсть сурово ходит ходуном.
– Дерзить не обязательно.
– А я искренне, – отвечаю, смело дернув подбородком.
Когда-то этот строгий мужчина вызывал во мне множество разных эмоций. Злость, обиду. Тоску, боль, разочарование. Были и времена, когда я им даже восхищался. Давно. Очень давно. Сейчас же сложно определить, что именно я к нему чувствую. Обиды как таковой уже нет, с этим отлично справляется мать. Злости тоже, от нее никогда не было толку, только бесполезные ссоры. Наверное, осталось одно разочарование, но в остальном… мне просто все равно. Я никогда не был ему важен. И я это принял. Что еще мне оставалось?
– Если ты что-то хотел обсудить, – сдержанно произношу я, – давай скорее. У меня мало времени, нужно возвращаться на работу.
– Где ты работаешь? – нахмурившись спрашивает он.
– А это важно?
– Слушай… – Еще один напряженный вздох встает душным наэлектризованным столпом между нами. – В эти выходные мы будем праздновать мой юбилей…
Я уже несколько лет не поздравлял отца с днем рождения, поэтому приходится напрячь мозг, чтобы посчитать его прожитые годы. Если не ошибаюсь, ему должно быть пятьдесят.
–
– Хотели тебя пригласить.
Сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться, но сухой смешок все-таки слетает с губ. Бросаю еще один короткий взгляд на Жанну, что внимательно наблюдает за нами, и ужасаюсь, заметив на ее лице серую тень стыда и проблеск надежды.
– Ее идея, да? – спрашиваю я.
– Да, – прямо отвечает отец.
– Хочешь, чтобы я своим присутствием успокоил совесть твоей любовницы? Мол, мы все такие дружные и никто не в обиде?
– Верно.
– С чего вдруг она запереживала о совести спустя пять лет? Ты уже сделал ей предложение?
– Именно так.
Задумчиво киваю несколько раз, а ребра будто закручиваются внутрь, сдавливая легкие. Отец никогда не ходил вокруг да около, его прямолинейность оставила множество колотых ран на сердце матери, да и на моем тоже. Безразличие было не только видимым, но и слышимым. Каждое «не сейчас», «я занят», «устал», «позже» было таким острым и колющим, что боль казалась физически ощутимой. И что теперь? Ради нее… ради них… он наступает себе на горло? Обиженный малец внутри меня закусывает нижнюю губу, намереваясь разрыдаться, но я от него отворачиваюсь. Пусть сидит и помалкивает.
– А мать тоже пригласите? – Мой голос сух, эмоции в разговоре с этим человеком никогда не имели веса, только факты. – Ну, чтобы всем показать, как у нас все здорово.
– Очень остроумно. Мы с твоей матерью все решили. При разводе я ее не обидел. Дом, машина, хорошая сумма на банковском счету.
«Ну да. Двадцать лет постоянных измен уже не в счет», – отвечаю мысленно.
– Нам с тобой тоже больше незачем враждовать, Ярик. – От сокращения моего имени сводит зубы. – Ошибок было много. Я это признаю. А еще готов все исправить. Можешь забрать свою машину, и если тебе в чем-то нужна моя по… – Вскидываю голову, не веря в то, что слышу, и он замолкает.
– Вау, – сипло произношу я, не моргая. – Как ей это удалось?
– Поймешь, когда встретишь свою женщину.
– Мои аплодисменты Жанне. Заставить тебя…
– Она не заставляла.
– Да? И что изменилось? Решил стать примерным семьянином?
– Люди меняются, – отвечает он, как мне кажется, даже с гордостью. – Когда с ними рядом другие, нужные люди.
Гул в ушах нарастает стремительно и страшно. Внутри меня будто включается огромная мясорубка и перемалывает плоть вместе с костями. И я не знаю, что это. Не могу распознать. Но вот смысл его слов предельно очевиден. «Ее я люблю, а твою мать терпел. Они моя семья, а вы – неудачный опыт. Они дороги мне, а вы – нет».
– Хотелось бы верить, – хрипло выдавливаю я, из последних сил сохраняя самообладание.
– Мы правда будем рады видеть тебя на празднике.
– Не думаю, что это хорошая идея.
– Ты тоже мой сын.
«С каких пор тебя это волнует?» – мысли кислотой разъедают череп, и я не могу вымолвить больше ни слова.
– Ярик, я надеюсь, что ты уже достаточно взрослый, чтобы понять… иногда происходят такие вещи, которые ты не планировал и не ожидал. И не сразу ясно, что с ними делать. Иной раз ты просто к ним не готов, а потом последствия собираются в огромный снежный ком, который уже не растопить и не остановить. В жизни все очень непросто.