Почему нет?
Шрифт:
– Да, это я уже давно понял.
– У нас с тобой много претензий друг к другу…
– У нас? И какие претензии у тебя ко мне?
– Ты понял, о чем я, – с нажимом произносит он, и я горячо выдыхаю через нос. – Для нее это важно, а значит, и для меня тоже. Я хочу, чтобы ты пришел, и прошу тебя сделать это. Ты неглупый, я это знаю. А ты знаешь, что моя помощь тебе не помешает. Хватит детских обид, не будь как мать. Жду завтра в семь в банкетном зале, что рядом с площадью Победы. Договорились?
Его желание порадовать Жанну буквально душит
– Я подумаю.
– Хорошо, – кивает отец и снова протягивает мне руку.
Отвечаю на прощальное рукопожатие, бросая последний взгляд на Жанну: она пританцовывает, пытаясь успокоить капризы дочери, и корчит ей рожицы. Я никогда не испытывал ненависти к этой девушке. Не она разрушила нашу семью, до нее были и другие, а у истока катастрофы стоят всего двое – мои родители. Но сейчас… в моменте на долю секунды ловлю себя ровно на этом – я ее ненавижу.
Быстрым шагом ухожу по тротуару в обратном направлении, не замечая ничего вокруг. Дергаю дверь студии и переступаю порог, прикрыв глаза от коснувшегося лица прохладного воздуха.
– А еда где? – сквозь гомон беснующихся во мне эмоций пробивается голос Яси.
– Что? – морщусь я, постепенно приходя в себя. – А, еда… я-я-я… я карту забыл.
– Там оплачено. – Ясмина вглядывается в мое лицо, склоняя голову. – Ты в порядке?
– Да. Да, все хорошо. Я просто… я сигарет еще хотел купить. Сейчас сгоняю.
Забегаю в комнату отдыха, перевожу дух и достаю из рюкзака банковскую карту. Даю себе еще несколько секунд и только потом возвращаюсь в холл.
– Что-то еще нужно? – спрашиваю Ясю.
– Нет, – мотает она головой и выходит из-за стойки. – Яр, точно все нормально?
– Да. Да, конечно! – отзываюсь как можно бодрее.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – Она касается ладонью моего лба, а затем щеки, продолжая обеспокоенно всматриваться в мои глаза.
– Угу, – отвечаю я, теснее прижимаясь к ее ладони.
– Врешь, – тихо заявляет она. – Что случилось?
Мои веки тяжелеют, тело обмякает, как после сотни подтягиваний на турнике, а признание само слетает с языка:
– Встретил кое-кого не очень приятного…
– Ее? – с трогательным сочувствием уточняет Яся, но я даже не понимаю, о ком речь, наслаждаясь мягкостью прохладной кожи. – Вот черт. Давай я сама схожу за обедом. Ладно? А ты меня тут подмени.
– Что? Зачем?
– И сигарет тебе возьму. Синие ведь, да? – бросает она, уже распахивая дверь, и выскакивает из студии.
Удивленно моргаю и глупо таращусь в пустоту. Это еще что такое? Она пытается обо мне позаботиться? Защищает? Беззвучно смеюсь, шагая к стойке, и забираюсь на высокий стул. Смотрю на улицу через стекло и прищуриваю левый глаз, ослепленный выглянувшим из-за тучи солнечным лучом. Сердце стучит значительно ровнее, напряжение сползает с плеч. Жизнь отца больше меня не касается, и
Закрываю ящик с пузырьками красок для татуировок и обвожу взглядом кабинет – все на своих местах. Легкая усталость ощущается в ноющих мышцах шеи и спины, и я забираюсь в кресло, упираясь затылком в мягкий кожаный подголовник. Осадок от встречи с отцом все еще чувствуется горечью, но решение насчет завтрашнего вечера принято. Выгоды от этого мероприятия будет определенно больше, чем морального ущерба. Интересно, как сильно я смогу позволить себе напиться?
Через несколько минут приоткрытая дверь в коридор распахивается, в проеме появляется Ясмина и приваливается плечом к косяку, сложив руки на груди. После обеда мы с ней почти не разговаривали, я был занят клиентами и размышлениями, да и у нее хватало дел.
– Закончил? – спрашивает она.
– Да. Все уже разошлись?
– Ага.
– Тогда… – Я подаюсь вперед, чтобы встать с кресла, но Яся вдруг проходит в кабинет, заставляя меня остаться на месте.
Она медленно подступает ближе, задумчивая и нерешительная. Останавливается рядом и опускает ладони на широкий подлокотник:
– Сильно устал?
– Да не особо. А ты?
– Не больше чем обычно.
Тишина между нами пронизана недосказанностью, но вместе с этим еще и расшита бусинами близости. Доверие не всегда стирает неловкость. Есть вещи, в которых ты не можешь признаться даже себе, не то что кому-то еще. Ясмина молчит, а я все пытаюсь понять, что именно она хочет сказать. С чем это связано? С ее внезапным приступом ревности или с моим неврозом после встречи с отцом? А может, там вообще что-то иное?
– Ты как вообще? – наконец спрашивает она.
– Нормально. А ты себя как чувствуешь?
– Пойдет.
Мы оба врем. И оба знаем об этом. Ясмина беспокойно бегает взглядом по кабинету, а вот мое внимание всецело приковано к ней.
– Может, поужинаем? – предлагает она и не оставляет мне времени на ответ, продолжая: – Я могла бы что-нибудь приготовить или… сходим куда-нибудь. Что ты хочешь? Есть любимые места?
– Ты приглашаешь?
– Думаю, мне стоит загладить вину.
– Не понял. О чем ты?
– Яр, мне очень стыдно.
– За что?
– Я не должна была так вести себя. Ну, с Ангелиной. Ты ведь не мой… – Она морщится, прежде чем произнести желанное мною: – парень.
«Ох, Яся… ты и не представляешь, как быстро и легко мы можем это исправить».
– Вообще-то мне было даже приятно. Ревность – тоже своего рода комплимент.
– Не надо меня успокаивать, – строго говорит Ясмина. – Это было глупо и непрофессионально. Эта девчонка… не знаю, она просто не нравится мне. Наверное, по большому счету во мне говорит тупая женская зависть. Извини, что втянула тебя.