Почему я люблю РоссиюВоспоминания монсеньора Бернардо Антонини
Шрифт:
София Гусейнова, Москва
Вначале он показался мне немного смешным — так очаровательно коверкал русские слова и постоянно улыбался; хотя проповедь была, вроде бы, о серьезных вещах, выражение лица у него было как у артиста оригинального жанра… Познакомившись с ним немного ближе, я поняла, что таким образом проявляется его какая-то сумасшедшая, нереальная любовь к людям. Такое ощущение, что он вообще не умеет обижаться или злиться на них, подобная способность к всепрощению — благодать
Трудно было привыкнуть к его простоте — такой образованный, а говорит такие очевидные вещи, которые, вроде бы, и детям понятны. А, с другой стороны, «будьте как дети», и он сам, пожалуй, как большой ребенок. Если он сумел сохранить эту непосредственность даже в преклонном возрасте — это лучше, чем если бы он был «филиалом григорианского университета», но при этом — холодным и неприступным. В его искренности и простоте чувствуется настоящая пастырская харизма.
Лариса Должанская, Москва
Визита дона Бернардо мы ждали с радостью и нетерпением, но Провидению было угодно, чтобы визит этот стал, мягко говоря, не совсем обычным.
Случилось так, что по дороге из аэропорта произошла небольшая авария, и на воскресной мессе дона Бернардо с нами не было. Нам было объявлено, что он получил небольшую травму и встреча с ним состоится вечером. А так как по профессии я врач, то после мессы отправилась осмотреть дона Бернардо и весь день находилась рядом с ним.
Во время осмотра я не услышала ни одной жалобы, ни одного стона, и казалось, что всё обошлось, но, когда я попросила его сесть, по выражению его лица и по тому, как он сразу побледнел, поняла, что боль очень сильна. Но он по-прежнему не жаловался. Вот это выдержка! Поняв, что всё не так безобидно, я решила показать своего неожиданного пациента специалистам и, вызвав «скорую», мы отправились в травматологическое отделение. Опять настало время удивляться.
Лёжа на носилках, он, улыбаясь, рассказал, как произошла авария, да с таким юмором, как будто он просто катался на санках да и упал. Перед нами был страдающий от боли человек, которого нельзя было слушать без улыбки. Я на всю жизнь запомнила, как он лукаво поглядывал по сторонам, когда его на носилках заносили в приёмный покой, и подшучивал над собой: «О, Бернардо, Бернардо! Паралитик…»
Осмотрев его, врачи нас успокоили: это просто сильный ушиб, а позвоночник цел, но прописали полный покой в течение двух недель — строгий постельный режим. С этим мы и вернулись. Несмотря на все увещевания и уговоры, он встал к обеду, но перед этим (чем сразил меня окончательно) попросил бритву и привёл себя в полный порядок, хотя каждое движение было для него мучительно. И за столом мы видели самого «здорового» и счастливого человека, который всё время шутил и смеялся, и которому нравилось абсолютно всё. Я, конечно, не спускала с него глаз и видела, что боль его не отпускает, но замечала это, казалось, только я. Это ли не великолепный пример выдержки и жизнелюбия? После обеда с трудом уложили его отдыхать, поскольку он никак не хотел прерывать интересную беседу.
Теперь
Я была поражена. Он весь преобразился! Какой добротой и любовью светилось его лицо, как сияли его глаза, когда он говорил нам о значении Юбилейного года. Глядя на него, никому и в голову бы не пришло, что всего несколько часов назад этот человек попал в автомобильную аварию, что он с трудом дошёл до стола, а одевался с моей помощью.
После общей встречи многим хотелось пообщаться с ним лично, а я, переживая за него и чувствуя глубокую ответственность за его здоровье, сердилась на тех, кто «мучил» его своими вопросами, а ведь те просто не догадывались, что перед ними уставший, страдающий от сильной боли человек, которому предписан строгий покой. В конце концов я вынуждена была вежливо прервать затянувшуюся беседу и чуть ли не насильно отправить о. Бернардо в постель. Он, казалось, забыл обо всём, стремясь одарить всех своей любовью, вниманием и добротой, с каждым поделиться своей верой, жизненной энергией и уверенностью в том, что Господь и Мария рядом с нами в любой момент нашей жизни.
И последнее. Каждую минуту покоя, отдыха он посвящал молитве, не расставаясь с Розарием. Мне казалось, что даже во сне он не перестаёт молиться. И странное дело: после такого беспокойного, напряжённого, тревожного для меня дня осталось чувство спокойной радости, причастности к чему-то очень доброму, светлому, надёжному и необходимому. По-истине на этом человеке благодать Божия! А на следующее утро, невзирая на все запреты и здравый смысл, он уже летел в самолёте рейсом Орск-Москва.
Галина Ковалёва, Орск
Когда это кому-то нужно, новая звезда загорается на небе. Дон Бернардо Антонини — это звезда, о появлении которой хорошо помнят московские старожилы-католики.
Дорогой наш, любимый, родной отец Бернардо!
Наша живая московская легенда, наша московская звезда, светящая нам, греющая нас и радующая нас долгое время. Обнимаем Вас — ведь это просто чудо, что звезду, оказывается, можно крепко обнять, дотронуться, сказать Вам добрые слова — и все это совсем близко к Вам, с глазу на глаз, из сердца в сердце.
Мы видели, как тяжело Вам бывало справиться с усталостью, ведь Ваша жизнь — это нескончаемый перелет из города в город. Это Ваше путешествие по нашим бесконечным, бесчисленным сердцам. Дарение нашим сердцам Любви Христовой, Слова Божия.
Наш Дон Бернардо уезжает от нас, и мы не можем сдержать слез. Потому что он наш, московский, питерский, иркутский, калининградский, в «другой жизни» — веронский, а теперь еще и карагандинский. Он наш вселенский дон Бернардо. Наверное, там, в Казахстане, кому-то тоже очень нужна его любовь, которую он дарит всем, не скупясь.