Почти библейский исход
Шрифт:
«В побудке с помощью пушки что-то есть — бодр, свеж, сна ни в одном глазу и нет мыслей, что сперва — зубы чистить или мыться!» — думал я, пытаясь делать три дела одновременно: выбраться наружу, передёрнуть затвор автомата и ощупать себя на предмет лишнего в штанах. Штаны сухие, затвор передёрнут, я на улице. Тамир рядом. Люк на башне женской спальни откинулся, Саша — женская логика! — жестами показала, что она объедет наше лежбище справа, а мы должны обойти его слева. Пока я тупил, обдумывая уместность «языка жестов» после артподготовки, Тамир дёрнул меня за рукав и зарысил за угол. И тут же начал стрелять.
Выпрыгнув
Появление броневика совпало с прекращением двигательной активности «червячка». Подошли, перезарядив оружие, поближе. Мерзость. Ни фига не червячок — злобно-ужасная пародия на человека. А полз он из-за Саши — она из пушки отстрелила ему левую ногу и левую же руку с частью плеча. Вот и пытался он — или она — уползти подальше от негостеприимных хозяев. А те ему не дали.
— Саша, а с чего вдруг ты спозаранку в башне делала?
— Считай, что не спалось. Не нравится объяснение?
— Да я так… Спасибо, кстати! Большое!
— Да-да! И от меня!!! — это Тотти «отмер», кавалер галантный…
— Всё прозаичнее. Вышла пописать, обратно залезла, а эта пакость на вашем домике сидит… Пока в башню, на Алёну наступив, пробралась, пока оттуда глянула — она уже к «вскрышным работам» приступила. Хорошо, после вчерашней «проверки» всё оставила, как есть. Так что дала бронебойными — её и смыло с крыши. И сразу вы вылезли.
Постояли минут пять, потрепались «ниачём» облегчённо. Не знаю, у кого как, а у меня ощущение — как перебегал дорогу, уже на тротуаре — а за спиной проносится «длинномер», не тормозя, только острее, что ли. «Смерть пришла и ушла, никого не забрав…» А потом появилась недовольная Алёна.
Оставив сестриц выяснять, стоило ли наступать на единоутробную спящую сестру и «добуживать» залпом «из башенных орудий», мы с Тамиром не торопясь прошлись по огороженной территории в поисках пропущенного накануне. Толкового ничего не нашли и в итоге вышли на обрывистый берег моря. Как по заказу — именно в тот момент, когда восходящее солнце, задержавшееся на линии горизонта, как бы отрывается и прыжком эдаким воспаряет над ней. Полярный лис — полярным лисом, а всё равно красиво и захватывающе. Как впервые «вживую» увидел, не перестаю кайф от этой картины получать. Минут пять тупо пялился, глядя на наливающийся неторопливо слепящей желтизной красно-оранжевый шар.
От эдакой медитации утренней отвлёк чувствительный толчок под рёбра.
— Папа, задумался?
— Ага. Красиво.
— На море смотри!
— Ну, кораблики…
— Вон тот, за сухогрузом!
— Каким???
— За спиной — транспортёр и сёстры. Прямо — пассажирское судно. Левее него, но ближе к нам — сухогруз. За ним, вон, из-за него появляется, видишь?
— Тотти, что я могу там увидеть, если бинокль у тебя?
Километрах в трёх от берега действительно виднелись корабли, но ни тип, ни принадлежность, ни, тем более, смысл их телодвижений мне был непонятен. Чего Тамир завёлся?
На мой вопрос по поводу его возбуждения Тамир разразился небольшой лекцией. Приведший его в восторг кораблик — «со службы
— А откуда познания-то?
— Я должен был в мотористах служить, даже учился, но вместо моря просидел на суше в районе Нувейбы, наблюдая за морем и повышая уровень «боевой и политической», читая газеты и обихаживая дизель-генератор.
— И таки шо с корабликом?
— Он не управляется. Дрейфует.
— Предлагаешь взять на абордаж? Вплавь, кролем, добраться?
— Нет. Но мысль правильная. Надо обдумывать.
— Давай-ка на ходу обдумаем, ладно? Пора выдвигаться, а мы неумытые и не евшие ещё.
Предотъездные дела не затянулись. Спустя полчаса выехали: впереди «на лихом коне» Тамир за рулём броневика и Александра в башне, за ними я и Алёна в кабине грузовика.
До Эль-Кусейра добрались не торопясь — и броневик явно не гоночный болид, и я не очень уверенно чувствовал себя за рулём грузовика с прицепом. Остановились за полкилометра до города. Вышли, поглядели в бинокли на всё так же стоящих живых мертвецов.
— Саш, ты как капитан — что скажешь?
— Планов, на мой взгляд, два: либо стреляем и проносимся насквозь, либо стреляем и едем не торопясь.
— Если позволите насквозь гражданской женщине сказать…
— Просим-просим!
— С Петром в кабине, конечно, приятно ехать… Но если припрыгнет двойник утреннего «посетителя», приятная езда окончится. Для нас, по крайней мере. Так что — это моё мнение — едем вчетвером в броневике. Кружочек по городу мотанём, если получится — вернёмся.
Логично, на мой взгляд. Да, и «гуртом и батьку бить легче» и «на миру и смерть красна». Поддержал Алёну, Саша неодобрительно покачала головой, а Тотти молча полез на водительское сиденье.
Ах, какими красивыми были мечты… Враги сами лезут под пули, ложатся штабелями или в панике разбегаются… Хрена лысого! После короткой пристрелочной очереди, неприятно давшей по ушам, людское море заколыхалось. Мы с Тотти хором попросили «тайм-аут» и занялись изготовлением затычек для ушей — «штатных» шлемофонов нашлось отчего-то всего два, и оба были уступлены девушкам. Как следует законопатившись, мы проорали хором «Огонь!» и приникли к биноклям. После приблизительно двадцати выстрелов «южный» въезд в Эль-Кусейр заволокло дымом и пылью. Постояли минут десять, ожидая, пока развеется облако. Толком не дождались и подъехали поближе.
От «эпического полотна» хотелось блевать, пардон. Половина мозга орала «Это игра!», половина — «Это жизнь! Вот такая херовая у нас жизнь!» Метров тридцать дороги, покрытой слоем сплошного плохо провёрнутого «фарша», даже не фарша, а гуляша, местами шевелящегося. И уцелевшие, покидающие «место происшествия».
Постояли, продышались и поехали. Проехали, правда, немного, метров двести — «сквозная» дорога через городишко оказалась напрочь закупорена огроменной пробкой. Тотти капитально взопрел, сдавая задом. Сунулись по набережной объехать завал — упёрлись в толпу мертвяков возле мечети. Ну, почти упёрлись, метров пятьдесят от поворота проехали. Картина маслом: Тотти неслышно орёт на родном языке, пытаясь сдать назад, я неслышно матерюсь, сам себя не слыша, и поделать ничего не могу — нечем заняться, так что пялюсь в эту толпу, а над нами гулко стреляет пушка.