Почти цивилизованный Восток
Шрифт:
– В таком случае…
– Я оставлю документы. И распоряжения отданы. Дом… вы уверены, что вам нужен именно тот?
– Вполне.
– Он довольно стар. И пусть его поддерживали в должном состоянии, но все-таки… расположение. Не самое удобное, да…
– Сад? Сохранился?
– Вполне.
– Тогда хорошо.
– И сад, и беседка… помнится, вы любили там читать. А ваша тетушка все повторяла, что книги до добра не доведут.
– И оказалась права.
– Как сказать,
– Не вышло.
– А могло бы и получиться… шанс был. У всех был шанс. Кто-то использовал, а кто-то… счел, что долг превыше. И в итоге снова же не был счастлив. Но это все философия, не более того… а сейчас, простите. Документы я оставлю. Поверенного пришлю. Хороший мальчик.
– Ваш…
– Внук, да… внук… появился уже после того, как вы… отчасти он и девочки примиряют меня с моей жизнью. Так что… выбросите из головы всякие глупости. Мы все чем-то жертвуем. И не всегда это имеет смысл. А сын у вас хороший, да… думаю, общество оценит.
Эдди фыркнул, не сдержался.
– Главное, учтите, молодой человек, - старик прищурился. А глаза у него и вправду седые, такие случаются у людей, многое переживших. – Рады вам не будут, но вот использовать… использовать постараются. Да. А потому, если уж не сочтете за труд принять совет старого, но еще не впавшего в детство человека…
– Сочту за честь.
– …избегайте общества юных прелестниц.
– Почему?
– Опасные существа. Самые опасные из известных мне.
И ушел.
Неспешно. Опираясь на тонкую тросточку, что выглядела несерьезною, но вот сила, её окутывавшая, намекала, что тросточка сия имеет свои секреты.
Как и молчаливое сопровождение.
– Стало быть, дом… - осторожно заметил Эдди.
На столе осталась кожаная папка с серебряными уголками. Выглядела она весьма солидно, но внутрь заглядывать не хотелось.
Категорически.
– Все-таки отель – это не то. Согласись, дорогой.
– Матушка…
– Этот дом оставила мне моя тетушка. Именно мне.
– Та, что не любила книги?
– Отчего же, любила. Только иные. Жизнеописания святых. Мне они казались такими мрачными… сплошное преодоление и духовный подвиг. Моя тетушка рано вышла замуж. И брак её был не слишком удачен. Во всяком случае, она как-то обмолвилась, что супруг её умер раньше, чем она дозрела до мысли об избавлении от супружеской связи иным способом.
Эдди приподнял бровь.
– Нет, нет, дорогой… тебе пора научиться думать о людях хорошо.
– А этому можно научиться?
– Научиться можно всему. Было бы желание. Она подумывала уйти в монастырь. Отчасти поэтому я и… я в монастырь
– Зачем?
– К завтраку. Обеду. И ужину. А есть еще визиты. И прогулки. Посещения… ты не представляешь, насколько это утомительно.
– Мне глянуть? – Эдди все-таки подвинул папку к себе. – Дом?
– Да. Было бы неплохо. Мне здесь не нравится, - это признание далось матушке не сразу. – Мне казалось, что… все будет иначе. Что стоит вернуться, и я снова стану прежней. Хотя, конечно, в моем возрасте пора бы уже избавиться от иллюзий. Прежней я не стану. Но может, это и к лучшему… Иди. Нет, погоди… там должна быть чековая книжка. Пока сумма не так, чтобы велика, но на первое время хватит. А потом… ты не получал писем от Милисенты?
– Нет.
Эдди папку открыл.
Бумаги. Как же он, мать его, ненавидел бумаги. Не все, но такие вот, с гербами, завитушками, заполненные мелким аккуратным почерком. И наверняка выписано все туманно, так, чтоб с первого раза не понять. И со второго тоже.
– Я сегодня наведаюсь.
– Не спеши, - матушка разом успокоилась, а ведь визит этого старика заставил её нервничать. И вовсе не потому, что не рада она была его видеть.
Рада.
Безусловно.
– Думаешь, мне не обрадуются?
– Смотря кто, - матушка поглядела в недопитый чай. – Чарльз – хороший мальчик. Но мужчины порой бывают весьма слепы, особенно в отношении тех, кого любят.
– Что-то я не понимаю.
– Он любит Милли. Но он любит и сестру. И мать.
– А они как раз… - Эдди кивнул. – Были не в восторге.
Особенно матушка. У неё там, на лице, все написано было. И восторг, и прочие чувства.
– Именно.
– Но тогда…
– Тогда надо быть рядом, Эдди. Просто быть рядом. И дать возможность ей самой… ты хороший сын. И хороший брат. Пожалуй, чересчур хороший…
– Это плохо?
– Иногда. Сейчас… сложный момент. Милисента ведь почти никогда не оставалась одна. Проблемы? Ты их решал. Всегда. И опекал. И приглядывал. Но так не может продолжаться вечно.
– Почему?
– Хотя бы потому, что у тебя своя жизнь.
– Мама…
– Своя, Эдди. Ты рано или поздно, но тоже заведешь семью. Или, если не захочешь, то займешься чем-нибудь… ты, кажется, хотел открыть мастерскую? Вот и откроешь. Или нет. Агентство? Да и просто… не уверена, что ты сможешь выжить здесь. Тебе ведь плохо.