Почти идеальная жизнь
Шрифт:
– Он сказал что-нибудь, давшее тебе повод думать, что он ощущает те же изменения, что и ты? Или это просто ты клин клином вышибаешь?
Эди засмеялась.
– Это не про клин клином. С такой формулировкой он был бы просто мимолетным увлечением. Порывом. Но он никогда не будет таким. Он важен. Он значимый. – Она медленно кивнула. – И да. Он сказал кое-что. Или, по крайней мере, написал. Но я не знаю, что он думает на самом деле.
– Тогда тебе надо поговорить с ним об этом. Если он хороший друг, как ты говоришь, вы должны выяснить, что происходит. Или вы оставляете свою дружбу как есть – без рук, или решаете
– Наверное. Пятого августа мне будет двадцать один.
– И мы будем праздновать самыми лучшими способами. – Джудит пискнула. – Ты же ничего не планировала? Могу я пригласить тебя?
– Конечно. Ты моя единственная подруга здесь, если не считать мою начальницу. Но что-то подсказывает мне, что Кей Снайдер не станет никуда меня приглашать в мой день рождения.
– Что ж, хорошо. Это моя забота, и это будет грандиозно.
«Дорогая Эди,
каждый раз, когда я отправлял тебе письмо этим летом, я получал твой ответ ровно через пять дней. Я мало что знаю о работе почты, но мое наиболее вероятное предположение таково, что моим письмам требуется два дня, чтобы оказаться в твоем почтовом ящике. Ты отправляешь ответ на следующий день, и через два дня он опускается в мой ящик. Однако прошло уже девять дней, а значит, мое последнее письмо заставило тебя нервничать. И мне жаль, если это так. Я просто подумал, что мне пора быть честным с тобой и сказать, что творится у меня в голове.
Ну, это не совсем точно. Эти чувства не новые, Эди, но теперь я вижу, что сделали с тобой мои слова. Не переживай – я запихну их обратно на место, и ты больше не услышишь ни слова об этом от меня. Хотя я прошу тебя не игнорировать идею бизнес-проекта Эверетт – Ягер. Мне все равно, где мы будем располагаться и сколько времени займет его воплощение в реальность. Я думаю, это будет круто. Я думаю, мы будем крутыми.
Грэм»
Глава 27
Наши дни
Когда Эди увидела письмо, то поначалу предположила, что это просто очередная бумажка, выпавшая из ящика прикроватной тумбочки Мака. Не в первый раз. Он всегда пихал в этот ящик разные мелочи: записки от детей и его родителей, всякую всячину, скапливающуюся в карманах к концу дня, обрывки бумаги и квитанции. Раз в сто лет он разбирал ящик, отделяя зерна от плевел, но чаще тот был забит битком и что-нибудь выпадало и рассыпалось по полу под тумбочкой.
Этим утром она делала обычную быструю уборку второго этажа, собирая оказавшиеся не на месте вещи и раскладывая их по местам. Она подняла письмо с пола под его тумбочкой вместе с парой грязных носков. Носки сунула в корзину для белья, а письмо в карман своего банного халата и не вспоминала о нем до тех пор, пока не сняла халат, чтобы переодеться, и не услышала шуршание бумаги в кармане. Натянув через голову любимое простое черное платье и сунув ноги в шлепанцы, она достала бумажку и пошла в ванную, чтобы выкинуть ее в мусорку.
Эди не знала, что побудило ее бросить второй взгляд на бумажку,
Она разгладила письмо на консоли и быстро просмотрела. Голова была забита предстоящим обедом с Грэмом, поэтажными планами, которые он собирался показать ей, и тем фактом, что он вообще вернулся в ее жизнь. Однако стоило прочитать первые строчки, как все мысли испарились.
«Дорогой Мак,
отправляю тебе это фото, хотя знаю, что это, наверное, станет шоком. Но не злись. По крайней мере пока не выслушаешь меня. Мне нужно кое-что объяснить и признаться.
Во-первых, я прошу у тебя прощения. Когда я приезжала к тебе в Бирмингем прошлой осенью, то собиралась рассказать, что жду ребенка. Не чтобы что-то требовать, а потому, что мне казалось неправильным скрывать это от тебя. Я не смогла произнести слова и очень сожалею. Наверное, отчасти я надеялась, что ты каким-то образом сам поймешь. Что стоит тебе только посмотреть, и ты увидишь сквозь стену, которую я всегда считала необходимым поддерживать, и узнаешь мою правду: что я ношу твоего ребенка и что каким-то образом, несмотря на эту стену, я влюбилась в тебя. Я влюбилась в тебя так же сильно, как ты в меня, хотя мне не хватило смелости признаться тебе. Я хотела, чтобы ты увидел сквозь всю мою оборону и мое упрямство и обнял бы меня, и принял, и как-то устроил нашу жизнь. Для нас троих.
Глупо, я знаю. Всего лишь фантазия. Правда в том, что у тебя своя жизнь. Я увидела это, когда стояла в твоей квартире и смотрела на твои вещи: учебники и тетради, пробковую доску, заполненную напоминалками и датами тестов. Кружку со следами помады по краю, которая, я знаю, принадлежала Эди.
Я не вписываюсь в твой мир, Мак. Я понимаю это сейчас, и я понимала это в конце лета, когда сбежала от тебя вместо того, чтобы встретиться, как ты просил. Слабая и наивная надежда на то, что я ошибалась, заставила меня поехать искать тебя в Бирмингем, но потребовалось всего несколько минут, чтобы осознать, что я совсем не ошибалась. Ты шел своей дорогой, и эта дорога не включала меня. И это нормально. Это правда нормально.
Верь мне, когда я говорю, что сообщаю тебе про Райли сейчас не для того, чтобы ты что-то делал. Считай себя свободным от обязательств. Я просто хотела, чтобы ты знал о ней. Но, пожалуйста, знай, что у меня все хорошо. У нас с Райли все хорошо. Посмотри на фотографию. Посмотри на нас. Убедись сам».
Эди отдернула дрожащие руки от письма, как будто оно горело или было ядовитым. В голове металось все, что случилось тем летом и в первые несколько месяцев после возвращения в колледж.
«Посмотри на нас», – писала Кэт. Забрав письмо, Эди открыла ящик тумбочки Мака и рылась в нем, пока пальцы не коснулись гладкой поверхности небольшой фотографии. С мучительной болью из-за каменно-твердого узла в груди она поняла, что будет на фото, еще до того, как достала его из ящика.
Вот она. Кэт. Светлые волосы, загорелая кожа, красивая. И маленькая Райли. Розовенькая, счастливая, как с картинки. «Июль 2001» – было аккуратно подписано на обороте. Эди сползла на пол, положив голову на колени, письмо упало на пол перед ней.