Почти как три богатыря
Шрифт:
Презрительно взглянув на жалких попрошаек, рыцарь попытался пройти мимо, но в этот раз у него не было шлема с опущенным забралом, за которым он мог спрятать своё лицо, и, встретившись взглядом с пронзительными мальчишечьими глазами, полными отчаяния и недетской тоски, остановился. Преодолев непонятное чувство, то ли отвращения, то ли смущения, он приблизился к отдыхавшим путникам и, не зная, что спросить, как начать разговор, просто смотрел на мальца. И чем больше он смотрел, тем сильнее у него начинало свербеть в груди.
Эти люди ничего не просили, ни на что не жаловались,
Никогда прежде он не испытывал подобного чувства.
Не зная, почему рыцарь вдруг вынул из сумы кусок хлеба и молча протянул его мальчику. Тот также молча взял хлеб и, разделив его пополам, сунул половину в руки слепцу. Старик жадно припал к еде. Съев свой кусок, он поинтересовался у мальчика, откуда взялся хлеб.
Тот посмотрел на Освальда, но рыцарь, подмигнув ему, только приложил палец к губам. Мальчишка ответил, что это остатки от старых запасов и старец, удовлетворённый ответом, вновь задремал.
Вдруг за поворотом раздалось тревожное ржание, и послышался резвый цокот конских копыт.
Освальд оглянулся посмотреть, кто к ним скачет, и увидел коня каурой масти, отдалённо похожего на его Росэфала, только молодого и полного сил. Когда конь поравнялся с рыцарем и остановился, призывно качая шелковистой гривой, Освальд, опешив от удивления, признал в нём своего верного друга. Росэфал стал, таким же, как и много лет назад, резвым и сильным скакуном. Рыцарь подошёл и, потрепав вернувшегося к нему друга по холке, подумал грешным делом, уже вернуться на заветную поляну, испить воды из родника.
Слепой старик, разбуженный весёлым конским ржаньем, поднялся и, поклонившись, как он полагал, знатной особе, заторопился, призывая мальчишку продолжить путь.
– Обожди слепец, – властно произнёс Освальд, отчего старец, ухватившийся за плечо мальчишки, испуганно задрожал. Увидев это, рыцарь сконфуженно поморщился. – Извини, не хотел тебя напугать. Тут такое дело.
Освальд замолк, не решаясь озвучить то, что пришло ему на ум. Ему же советовали слушать не ум, а сердце, которое сейчас молчало, но он всё-таки решил иначе.
– Мой конь знает заветный родник, – сказал Освальд. – Садись на него, он отвезёт вас к нему. Попробуй омыть в его водах свои глаза. Ничего не обещаю, но, чем чёрт не шутит.
Не веря услышанному, старец поблагодарил за милость и попытался ускользнуть от невидимого «благодетеля», но Освальд был настойчив.
Он сгрёб слепца в охапку и с трудом водрузил его на ничего не понимающую лошадь. В глазах Росэфала читались непонимание и испуг.
– Так надо Росэфал, – прошептал рыцарь коню на ухо. – Ему ты сейчас нужней.
Скакун всхрапнул и лизнул своего хозяина в щёку.
– Только скажи мне слепец, слышал ли ты что-нибудь про одиннадцатую заповедь? – обратился Освальд к старцу.
– Нет, ничего не слышал, ничего не знаю, – испуганно пролепетал слепой.
– Что же, поезжайте! – сказал рыцарь и хлопнул коня по крупу.
Мальчишка взял коня под уздцы и пошёл рядом с ним по дороге. Только сейчас Освальд заметил, что малыш сильно припадает на левую ногу. И вновь при виде хромоногого мальчугана у Освальда
– Постойте! – крикнул он, догнал остановившихся путников и, подхватив мальчугана, усадил того перед слепцом. – Мой Росэфал выдержит и двоих, а ты – шепнул он мальчугану, – не поленись, искупайся в том ручье.
– Спасибо вам добрый господин! Я сделаю, как вы сказали, – учтиво поклонился мальчишка, великолепно сидевший на лошади. – Позвольте узнать ваше имя сэр?
Его тон и слова удивили Освальда: они принадлежали не мальцу-бродяжке, но благородному мужу.
– Я бродячий рыцарь Освальд. А тебя как звать?
– Артур, – ответил мальчик и впервые за их встречу улыбнулся, обнажив белые здоровые зубы.
– Приятно познакомиться сэр, – шутливо поклонился Освальд и хлопнул Росэфала по крупу. – Прощай Артур.
– До свидания!
Рыцарь проводил взглядом своего коня с его новыми хозяевами и побрёл своей дорогой.
Он понял, что надо делать.
В надежде исполнить одиннадцатую заповедь Освальд обошёл все королевства и земли, в которых он уже до этого неоднократно бывал. Теперь он не стремился совершать подвиги и геройские поступки, а довольствовался малым. Несмотря на преклонные годы, рыцарь отныне не гнушался никакой работой, если была на то нужда. За кусок хлеба он помогал одним, за доброе слово другим, но никогда не требовал определённой платы. Если достаток позволял его кормили, если не позволял, его просто благодарили. Иной раз его сердце начинало стучать набатом, сигналя о необходимости помочь тому или иному человеку, или даже животному, как было однажды с упавшим в колодец щенком, которого Освальд удачно выловил длинной жердью. Иной раз его разум настоятельно требовал, хотя сердце и молчало, прийти кому-нибудь, на подмогу. И эти «требования» не оставались безответными. После подобных передряг Освальд прислушивался к своей совести, но она помалкивала, и он удовлетворённо понимал, что на правильном пути.
Молва о странном бродяге, интересующемся неслыханной никем одиннадцатой заповедью, летела впереди него, играя, порой с ним, неожиданные шутки. В одном селении Освальда встречали будто пророка-паломника, в другом жалели словно юродивого, а в третьем избегали как прокажённого.
Освальд не обращал на это особого внимания. Не били ну и ладно. Отведённый ему срок подходил к концу, а он ещё и не знал, исполнил он заповедь или нет, и тем более не ведал, о чём она вообще гласит.
Поэтому он не задерживался на одном месте подолгу, предпочитая искать тайну одиннадцатой заповеди в пути.
До окончания срока оставалось всего несколько дней, и Освальд, остановившись на постой в одном большом селении, чувствовал себя скверно. Все его болячки заслуженные в предыдущих скитаниях в полную силу дали о себе знать. Тяжёлая простуда свалила его с ног, да ещё боли в желудке и пояснице не давали никакой возможности продолжить путь. Освальд чах на глазах.
Но в этот раз он был не одинок. Румяная пухлощекая кухарка, у которой он уже однажды останавливался в своей новой ипостаси, забросив все дела, хлопотала над ним, не отходя ни на минуту.