Почти моё золото
Шрифт:
Я дошла до мостика через ручей у поля и увидела невдалеке человека с удочкой. Ничего интересного вокруг не было, а с населением уже пора было пообщаться, все равно опять бродить весь день по полям и оврагам не хотелось. Я подошла к нему поближе, села рядом и положила на колени альбом. Это был тот статный дед, которого я начала рисовать вчера днем на площади.
— Я вам не помешаю? — спросила я.
— Всю рыбу распугаешь.
Кстати, вчера соседка тети Мани утверждала, что никакой рыбы в этой канаве нет. Сказать ему или не надо? Не надо. Лучше скажу, как
— Вас зовут Владимир?
— Откуда ты знаешь?
— Мне кажется, вам идет это имя, — польстила я.
— Оставайся, не помешаешь. Все равно не клюет. Я Владимир Федорович.
— Меня зовут Людмила.
Свое настоящее странное имя я решила не называть, дед его не поймет.
— Владимир Федорович, можно, я вас нарисую?
— Рисуй.
Я присела рядом и стала рисовать. На несколько минут он затих, но вскоре его одолело любопытство. Он покосился на меня и не выдержал:
— Дай посмотреть.
Я показала ему рисунок.
— Очень похож! А вот на этой странице вид с того холма, верно? Надо же!
Владимир Федорович с удовольствием листал мой альбом и любовался рисунками. Если так дальше дело пойдет, то к концу недели благодарные станичники организуют выставку моих работ в Доме культуры, дадут грамоту и медаль за просвещение населения.
— Владимир Федорович, вы в этой станице давно живете? — спросила я, хотя вчера на площади уже слышала его слова.
— С рождения, — гордо повторил он. — Тут и школу окончил, и женился, и детей вырастил, и на пенсию вышел. Всякое повидал.
— И войну помните? — аккуратно начала я допрос.
Судя по его возрасту, даже если сам не помнит, то должен помнить тех, кто помнил.
— Как же ее не помнить, помню. В сорок втором фрицы тут были. Я тогда еще мальчонкой бегал. Фрицы моих лучших друганов, Борьку с Оськой, увезли, и еще других людей. Мать потом сказала, что много людей фрицы в Холодном овраге расстреляли. Ими командовал один такой важный, в красивой форме, все его слушались. Я тогда думал, что все немцы фрицами называются, а оказалось, что Фриц — это такое имя. Так звали их важного начальника.
— Да?! — подскочила я.
— Точно, я помню. Очень я тогда удивился. Фрицы нас называли «Иванами», или «русиш швайн» — русские свиньи. Этот начальник Фриц все партизан ловил. Бросит гранату и кричит: «партизан, выходи, шнель, шнель!».
— Откуда вы знаете?
Дед посмотрел на меня и увидел только искреннюю заинтересованность его рассказом. Да сейчас заинтересованнее меня ему на целом свете не сыскать. Он объяснил, как нечто само собой разумеющееся:
— Я помогал партизанам. Носил им еду, разбирал по ночам немецкую технику. Все мальчишки помогали. Подберемся, бывало, ночью к машинам и открутим разных там шурупов да винтиков, потом эти машины не едут, а фрицы бесятся.
— Ваши родители об этом знали? — представив, что немцы могли бы сделать с детьми, если бы их поймали, я поежилась.
— А как же! Мать меня и научила, а отец на фронте погиб в сорок первом.
— Но вас же могли убить!
— Могли, но вот жив. — Владимир
— Сколько же вам лет было летом сорок второго?
— Пятый год пошел.
Я потрясенно замолчала. Зря фашисты надеялись завоевать Россию. Да и не они одни. Не знаю, как надо проводить патриотическое воспитание детей и молодежи, но когда враги приходят и убивают, люди быстро учатся родину любить.
Теперь надо плавно возвращать разговор к тому фрицу, который начальник. Я поинтересовалась:
— Вы говорили о партизанах. Откуда они здесь? Тут негде спрятаться, одни поля вокруг.
— В кукурузе. Она вырастает высоченная.
Про партизан в лесах я знала, а вот партизаны в кукурузе, это как-то неубедительно. Но, раз очевидец утверждает, что так и было, значит, правда. Ему виднее, он там был и сам все видел. Пусть теперь подробности вспоминает.
— Расскажите про того начальника, Фрица. Вы видели, как он ловил партизан? — ненавязчиво продолжала я допрос.
— Видел. Никому об этом не рассказывал, маленький был, испугался. Да и не помню ничего, давно это было.
— Пожалуйста, расскажите! Вы так увлекательно рассказываете! У вас отличная память! Мне так интересно!
Не только интересно, это для меня сейчас вопрос жизни и смерти. Если окажется, а, скорее всего, так оно и есть, что это тот самый Фриц фон Шнайер, то боюсь даже подумать, что это значит. Мои комплименты подействовали, и я стала слушать дальше деда, который забыл про свою удочку и сдохшую от жары рыбу.
— Ну, так вот, — начал рассказ Владимир Федорович. — Дала мне мать еду в узелке, хлеб и картошку, и понес я ее партизанам. Мы с мальчишками по очереди носили, а в тот день была моя очередь. Идти к кукурузному полю надо через овраг. Не успел я к нему подойти, как с дороги услышал шум мотоциклов. Я в камнях спрятался и жду. Они, фрицы эти на мотоциклах, давай из автоматов стрелять. Партизаны, само собой, им из кукурузы ответили. Немцы побежали в кукурузу, а немцев — двое в овраг. Их сразу убили, они до оврага добежать и не успели. Тогда тот самый Фриц в овраг гранату кинул и орет: «хенде хох!». Это значит «руки вверх». Партизаны, конечно, не стали ждать, пока он их взорвет, и больше не стреляли, ушли, наверно. Фриц почти возле меня стоял, но не заметил, я тогда совсем маленький был, неприметный, и одежда грязная, в камнях не видно. Услышал Фриц, что все стихло, и побежал в овраг. Ну, я потихоньку отполз и домой убежал.
— Что было дальше?
— Ничего. Прибежал домой и под столом схоронился. Я и Фрица-то этого запомнил только потому, что он — Фриц. Я-то думал, что всех немцев так зовут, а это самое настоящее имя.
— Вы были после этого случая в овраге?
— Что мне там делать? Проезжал потом иногда рядом, когда поле пахал. Но это уже через много лет было, я уже тогда взрослым стал. Война закончилась давно. В овраге дерево росло, тополь. Откуда он там взялся?
Я вырвала из альбома лист, на котором нарисовала карандашом его портрет: