Почти моё золото
Шрифт:
— Влад, я устала, у меня болят ноги, мне жарко и хочется пить. Сделай доброе дело — сходи, пожалуйста, в буфет и купи мне бутылку минеральной воды. Могу дать тебе денег, — я вытащила из сумки какую-то мелочь.
Он с оскорбленным видом отвернулся от того, что я назвала деньгами, встал и, не оборачиваясь, пошел к выходу из зала. Этого-то я и добивалась. На этот раз я от него сбегу, а не наоборот. Будет знать.
Не дойдя до средины зала, Влад остановился, повернулся, внимательно посмотрел на меня и пошел назад. А вот это он зря. Возвращаться — плохая примета. Я недовольно смотрела, как он подходит ко
Это кольцо принадлежало Серапите.
— Возьми, это тебе.
Если он решил сегодня меня поразить всеми возможными способами, то ему это без всякого сомнения удалось.
— Ты забрал его из гробницы?! Это кольцо Серапиты! Я не могу его взять!
— Серапита не возражает.
— Что?!
— В гробнице я спросил у нее, можно ли взять для тебя кольцо. Она не возразила.
— У тебя галлюцинации, — грустно улыбнулась я. — Если бы у меня была вода, то я бы вылила ее тебе на голову.
До кольца я даже не дотронулась, поэтому Влад сам взял мою руку, надел кольцо на мой палец, а потом снова пошел к выходу. Больше он не обернулся.
Я разглядывала неожиданный подарок и удивлялась превратностям судьбы. У меня на пальце оказалось настоящее древнее кольцо, которому тысячи лет, и которому нет цены. Неужели надо отнести его в музей? Делать этого мне почему-то не хотелось. Влад и сам мог так поступить, но он подарил кольцо мне. Не стоит обольщаться, колечко-то не обручальное, а просто жест признательности. Все-таки это именно я нашла сокровища.
Влад не вернулся.
Я это предвидела.
Я была избавлена от слезных прощаний у вагона. Всю дорогу до Москвы я проспала на своей полке, благо, рядом уже не было жаркого и тяжелого черного кота, который храпел и мешал спать. Соседи попались тихие, пили дешевое пиво, закусывали сушеной рыбой и спали. Провоняли пивом и рыбой весь вагон, но это ерунда.
Не знаю, за что руководство Российских железных дорог так не любит южное направление, но поезда в эту сторону ходят просто убитые. Сюда ездят все отслужившие свой век вагоны. Причем именно век. Этим вагонам точно сто лет, или около того.
Пару раз меня будили дембеля, которые, делая вид, что ошиблись, искали, где что плохо лежит. У меня ничего плохо не лежало, а пиналась я больно. Еще меня напугал пролетавший мимо как Летучий Голландец поезд Москва-Баку. В выбитые окна развевалось грязное постельное белье, и сыпались тараканы. В Баку тоже этот путь не жалуют.
Приехав домой, через два дня я целый день смывала с себя грязь и запах вагона в своей дырявой ванной, а потом стала думать о ремонте. После погрома и пожара мне хватит дел до осени. Через несколько дней я сходила в пустую квартиру родителей, включила компьютер, набрала пароль и стерла с рабочего стола свое письмо, которое оставила им перед отъездом в станицу Вольготную, вытащила из почтового ящика письмо, отправленное из станицы, и записку из тайного места под шкафом тоже вытащила и выбросила. Три письма всегда лучше, чем одно.
Я догадывалась, что могу не вернуться, и поэтому сообщила родителям куда, когда, зачем и с кем поехала, потому что почти всегда отличалась предусмотрительностью.
В день приезда в Москву я забрала свою кошку домой, что вызвало бесконечную радость Марины. Милка не давала ей спокойно жить — орала по ночам, билась в закрытую форточку, залезла в микроволновую печь, чуть там не поджарилась, и перегрызла все комнатные растения. Теперь она опять взялась за кактус. Когда же я соберусь пересадить его из кастрюли в цветочный горшок?
Вскоре все знакомые и коллеги, которые еще не уехали в отпуск и находились в городе, заговорили о таинственном убийстве Сыченюка. Он был найден у Кольцевой дороги с перерезанным горлом. Скорее всего — убийство с целью ограбления. На его похороны я не пошла. На кафедре мне потом рассказывали, что все прошло очень чинно и торжественно. Было много мелкого начальства и проникновенных речей о безвременно почившем честном и порядочном человеке. Поминальное застолье в хорошем ресторане. Соболезнования семье, родным и близким покойного.
Дочь Сыченюка Марфа с мужем после похорон ходили в архив, искали какие-то бумаги. Долго ходили, пересматривали. Потом барон фон Шнайер развелся с Марфой и отбыл в Германию. Марфу взяли работать в архив ее покойного отца. Она ходит на работу не только днем, но и по ночам, что-то ищет в документах. Не найдет.
Мой отец как-то в качестве очередной хорошей новости, которые он так любит, рассказал, что известный в Москве главарь черных археологов и скупщик краденого антиквариата по кличке Хозяин ушел из дома и исчез. И друзья, и недруги, особенно недруги, сбились с ног, а найти его не смогли. Думаю, и не смогут.
Отец мне признался, что поспорил на какую-нибудь антикварную вещь, что этот самый Хозяин на ворованные деньги купил себе остров в теплом море и сейчас весело проводит там время. Я хотела ему сказать, что это не так, и не сказала. Удивительно, но спор папочка выиграл: его знакомые, работающие в аэропорту подтвердили, что кто-то похожий на Хозяина отбыл недавно в теплые страны, разумеется, по чужим документам. Проспорившие друзья приволокли папе чей-то гипсовый антикварный бюст. Мать долго этот бюст мыла щеткой и порошком, и ругалась, что отец тащит в дом всякий старый хлам, который другие нормальные люди давно выбросили. К антиквариату она относилась как к любому старью, то есть считала, что его место на помойке. Когда она его отмыла, то оказалось, что бюст не гипсовый, а фаянсовый и стоит намного дороже, чем за него заплатили. Теперь они с отцом спорят, продать его или оставить себе.
Соседи рассказали мне, что пока я гостила на даче у подруги, в наш дом приезжала незнакомая женщина. Она сообщила всем соседям, что является дальней родственницей Сергея Петровича, и он переехал жить к ней, то ли во Владивосток, то ли еще куда-то. Соседи искренне радовались за старого одинокого старика, про которого наконец-то вспомнили родственники. Женщина быстро продала его квартиру, и больше ни ее, ни соседа никто никогда не видел. Квартира пока пустует, я отворачиваюсь в сторону, когда прохожу мимо.