Почти невероятные приключения в Артеке
Шрифт:
— И на физзарядке были?
— Как вам сказать… — схитрил Мокей. — Уже не помню.
— М-да… бывает, — сочувственно кивнул Яков Германович. — Но, скорей всего, не были! Игнорирование физзарядки приводит к амнезии…
— Вас ист дас? — осторожно спросил Мокей.
— Потеря памяти… временная, — пояснил Яков Германович. — И ещё к облысению… постоянному.
— Ну да?! — удивился Гошка.
— Как пить дать, — уверил Яков Германович. — И ещё к неуправляемой полноте. Учтите сие, молодые люди.
Пришлось
— Смотри, звеньевая, допляшешься… — пообещал Мокей. — Ожидай возмездия!
Однажды Мокей с Гошкой стали обирать одинокую черешню, что росла неподалёку от корпуса, но Бутончик и тут возмутилась:
— Перестаньте есть немытые фрукты!
Мокей удивлённо огляделся, пожал плечами и стал смотреть себе под ноги.
— Вроде мне послышался мышиный писк?.. Не слышал, Килограммчик?
— Что-то и мне почудилось… — подыграл Гошка и вновь потянулся к ветке, усеянной спелыми ягодами.
Бутончик слегка повысила тон:
— Прекратите, вам говорят!
— Что за шум? — вдруг раздался голос Якова Германовича. — У нас в Артеке, — спокойно и весомо сказал он, — не рекомендуется нарушать правила, особенно те, что связаны со здоровьем. Ещё засеку — и отправлю в изолятор. Честное пионерское! — И ушёл.
Сучки — тоже: отомстить звеньевой они сейчас же не решились.
Два часа спустя Мокей и Гошка появились в кабинете начальника дружины.
— А можно, Яков Германович, отведать мытой черешни? — спросил Мокей.
— Странный вопрос!
— Но… с дерева.
— Не понимаю…
— Может, посмотрите? — попросил Гошка.
Яков Германович охотно поднялся и пошёл за ними. Черещшня сверкала на солнце каждым листиком, купаясь в звонких струях воды, которую направлял на неё из шланга Джон.
— О’кей, сэр! — весело произнёс австралиец. — Мы выполняем ваше указание аккуратно. У нас тоже любят есть фрукты прямо с дерева — так дешевле и вкуснее!
— Угощайтесь, Яков Германович, — пригласил Мокей.
— Спасибо, не откажусь…
Ещё денёк — и Мокей решил, что настала благоприятная пора, чтобы «навести ужас на всю округу». А почему, спросите вы, благоприятная? Да потому, что сегодня всё начальство было занято на каких-то своих совещаниях.
С волчьим воем носились сучки по коридорам, съезжали по перилам с этажей с гиком и свистом, кидались на малышей
— Пройдёмся ещё разок по трассе?
— По какой трассе? — спросил Джон.
— Так я называю свои устрашающие прогулки, когда хочется порезвиться… — объяснил Мокей.
— Мне надоела резвость, Сучьок, — признался Джон. — Нас уже все идут в обход…
— Да ещё и… шею намылят… — опасливо предположил Килограммчик.
— Кому? Мне?! А судьи кто?! Пошли!
Джон демонстративно повернулся к стене, а Гошка покорно присоединился к главарю.
Спустились вниз. Мокей ударил по струнам и запел свою новую песенку:
Я признаюсь, ребята, не темня:Люблю я шоколадные конфеты;Но главное есть хобби у меня —Я из прохожих делаю котлеты!Тут он увидел свою звеньевую и замер. Как удав, глянул на неё гипнотизирующее и перешёл, так сказать, на прозу:
— Ну, сейчас я тебе выдам! — И к Гошке: — Возьми инструмент…
Бутончик не убежала. Она стояла, слегка побледнев. Глаза её ещё больше потемнели, а ямочки на щеках углубились. Одна косичка с пышным белым бантом легла на правое плечо и слегка подрагивала от волнения. К этому банту медленно и уверенно тянулась рука Мокея.
— Не смей, — почти шёпотом произнесла Бутончик.
— А это уж моя воля… — хохотнул Мокей.
И вдруг перед Бутончиком, заслоняя её, выросла фигура Петра. Мокей опешил:
— Ты… А ну прочь с дороги!
— Уймись, Мокей, — попытался урезонить Пётр.
— Вмятина! Мне?! Давать советы?!
— Вот что, Мокей, это уже не совет… Прекрати хулиганить!
— Да я тебя…
Мокей размахнулся, но вдруг как-то странно дёрнулся и шлёпнулся на песок.
Тут Гошка, стоявший сбоку и даже чуть, прекрасно понимая своё преимущество… кинуося на Петра. Тот извернулся, как пантера, точно плечом почуяв опасность, на лету перехватил Гошку и мгновенно перевернул его на спину.
— Ой! — завизжал Гошка. — Руку вывернешь…
— А сзади нападать можно?
Пётр отпустил Гошку в момент, когда ему на спину вспрыгнул Мокей. Ещё мгновение — и Мокей вновь шмякнулся на землю. Лицо его побледнело от вторичного унижения и боли.
— Отпусти плечо… — простонал он.
— Брось его! — испуганно вскрикнула Бутончик. — Ему же больно!
— А то, — деловито подтвердил Пётр и наклонился над Мокеем: — Проси прощения…
— Прости… — прошептал тот.
— Теперь у неё проси… Громче! Не то будет ещё больнее…