Почтовая марка
Шрифт:
Ангелину закрытая дверь всегда вводила в ступор. Стучать или не стучать, вот в чём вопрос, как говорил классик в известном произведении. Она была уверена, что в общественное помещение стучать не надо, но вдруг находящегося по ту сторону двери человека застанешь в неудобном положении. Будет неловко. Хотя, что может быть в общественном месте?.. Но на всякий случай она постучала – уверенно, громко, и открыла дверь, не дожидаясь разрешения.
Абрам Яковлевич сидел за столом перед открытым компьютером и разговаривал с кем-то по видеосвязи. Он увидел Ангелину и пригласил её присесть жестом на стул около стола. Вскоре разговор закончился и директор переключил внимание всецело на Ангелину. Он достал начатую бутылку коньяка, плеснул
– Я за рулём, – отказалась она.
– Тогда кофе, – предложил он.
– Пожалуй, не откажусь, – согласилась Геля.
Кофе-машина заворчала, как только профессор нажал на кнопку. Затем зафыркала, и коричневый вспененный напиток полился в белоснежные маленькие бокальчики тончайшего фарфора. Себе он добавил несколько капель коньяку, перед Гелей поставил чашку с чёрным кофе.
– Хороший был человек, – произнёс он. – И кому его надо было убивать?..
– Я не знаю, – ответила Ангелина, – хотя и видела бандитов перед собой, как вас сейчас.
Она, не вдаваясь в подробности, поведала свою историю.
– Представляю, что вам пришлось пережить, – посочувствовал Абрам Яковлевич. – Вы с Вадимом последние видели его. А я с ним должен был встретиться в выходные. Пригласил он меня к себе в гости посидеть с коньяком за шахматной доской.
– Вадим сказал, что не видел Самуила Карловича, – удивилась Ангелина.
– Да? – на этот раз пришлось изумиться профессору. – Он должен был отнести химические компоненты для приготовления краски и кисточки. Они вот уже два месяца работают над реставрацией картины. Случайно попала к нам в музей в очень плохом состоянии. Прежний хозяин хранил её в сырой кладовой. А внук увидел и упросил продать. У Старика не очень хорошие отношения с внуком. Не хотел ему продавать, а принёс нам. Наверное, из-за вредности. Но это их дело. Главное, повезло музею. Шаффер позвонил накануне своей гибели и попросил компонент для краски. Я дал распоряжение Вадиму отвести. Он в этот день задержался даже. Хотя я думал, что они поработают над картиной до вечера и не ждал его на работе. Может, у него были свои дела, не знаю, и не попал к профессору… Вы у Вадима спросите.
– В квартире его не видела. Может, раньше был, – сказала Геля. – Соседка видела, как Вадим входил в квартиру профессора в восемь часов утра. Не хочу его подставлять. А я к вам по поводу похорон. Не поможете обзвонить и сообщить всем друзьям и знакомым Самуила Карловича? У меня только несколько контактов в записной книжке.
– Конечно, – сразу согласился директор музея. – Давайте объединим данные и сообщим всем. А то у меня телефоны только тех, кто связан с искусством.
– Записная книжка дома, – произнесла Геля, – но я за объединение. Самой мне не справиться.
– Подключу к этому Вадима, – сказал профессор. – Пусть займётся.
Ангелина попрощалась и вышла из кабинета. Ей в темноте привиделась, что в конце коридора мелькнула чья-то тень. Может, показалась, но глухой звук с металлическим скрежетом раздавался за стеной. Да и дверь приоткрыта. Она точно помнит, что плотно закрывала, до щелчка замка. Вадима она не стала искать, чтобы выяснять о визите к Шафферу, это не имело значения. «Может, не хочет говорить, где он на самом деле был вчера. Расследованием занимаются полицейские. Если им будет нужно, узнают сами…»
Зашла в архив за сумкой. Дарьи Витальевны не было. На стуле лежала сумка, молния закрывала наполовину дорожку, и косметичка открыта, внутри всё перевернуто. Закрыла и вышла с чувством, что кто-то рылся в сумке. «Не нагнетай, – приказала сама себе, – это всё нервы после вчерашнего потрясения. Наверное, спешила и сама не закрыла молнию. Интеллигентная и воспитанная Дарья Витальевна точно не позволит себе рыться в чужих вещах. В магазин за вкусняшками и домой!..»
На улице уже стемнело. Вечер в самом разгаре. Пока доберётся,
*****
В подъезде стоял необычайный шум, настоящая какофония. Говорили все, кто это мог делать, а кто не мог, ревел и лаял. На площадке собрались почти все соседи. Кирилл Афанасьевич с первого этажа бранил подростков, приятелей Петьку с Вовкой и жаловался их родителям. Рядом стояли отец Пети, дальнобойщик Семён, и Юлия, мама Вовы.
– Это они, кто ещё?! – говорил пожилой мужчина, – Я их недавно ругал. Курили под моей лоджией. Выхожу утром подышать свежим воздухом, разминаюсь, гимнастику делаю, чувствую – дымом тянет. Подумал, горит что-то. Стал искать. А они под балкон залезли и сигареты курят.
– Уши оборву! – рычал Семён, отец Пети. – Чтобы я вас больше не видел с сигаретой!
– Не вырастите! – вторила ему Юлия, мать Вовки. – Так и будете маленькими, если будете курить.
– Отругал их, а они мне ящик почтовый сломали! – возмущался Кирилл Афанасьевич.
– Он нас водой облил! – говорили мальчики в один голос. – А ящик мы не трогали.
– Кирилл Афанасьевич, как вы могли?! – возмутилась мать Вовы,
– Я, что я?! – оправдывался он. – Говорю, сначала думал, что пожар.
– А мне все горшки с геранью перевернули, – сетовала Ольга Николаевна с первого этажа. – И на подоконники след от пол ботинка остался. Такой грязный, полчаса оттирала.
– Мы в кроссовках ходим, – ныли ребята.
– Да, – подключилась Галина с пятого этажа, – коляску нельзя оставить. Мусором закидают.
Её ребёнок, полугодовалый Саша, орал во всё горло, и даже покачивание коляски не помогало его успокоить.
– Нужно установить дежурство и выяснить, кто у нас в подъезде гадит, – заявила Ирина Викторовна, держа в руках Жака, йоркширского терьера.
Он, очевидно, соревновался с полугодовалым Сашей и захлёбываясь лаял и рычал, временами переходя на гортанные хрипы.
– Может, стоить посмотреть у охранника видеонаблюдение, – предложила Ангелина. – Выясним, кто виноват.
Все отправились к охраннику в дежурную кабинку. Во главе процессии шествовали Кирилл Афанасьевич и Ольга Николаевна. Но на видео не видно было ни балкон, ни тем более окно. Всё пространство от лифта вместе с лестницей выпадало из поля зрения искусственного глаза. Архитектор, по-видимому, фантазировал, придумывая проект дома. Или он воспользовался тем же проектом, что и здание клиники гематологии в центре города. Такой же отросток имеется и там. Архитектор создал для чего-то свободное, прямоугольное пространство за лифтом с лоджией и застеклил его. Оно небольшое, очень светлое и, наверное, предназначалось для общественного использования и отдыха жителей дома. На каждом этаже это маленькое пространство занимали так, как подсказывала фантазия соседям. Где-то разместили велосипеды и лыжи, где-то курильщики оборудовали для себя особую зону, где-то мамочки хранили коляски и самокаты своих детей. На втором и первом этаже Ольга Николаевна расставила цветы, превратив помещение в оранжерею. Правда, на первом этаже ей приходилось делить пространство с Кириллом Афанасьевичем, который втащил туда потёртое старое кресло и стал регулярно просматривать прессу среди горшков с цветами за чашкой кофе, которое исключительно варил сам. Он же часто оставлял окно открытым. А так как оно находится невысоко от земли, залезть мог любой – от ребёнка подростка до взрослого человека. А недавно ручка от рамы отвалилась и окно перестало закрываться.