Под алыми небесами
Шрифт:
– Как они это делают? – удивленно спросил Карлетто.
Пино понятия не имел, почему его отец заиграл так виртуозно, но потом он заметил, что синьор Белтрамини поет не всем, а кому-то одному, и он понял, почему голос торговца фруктами звучит так прекрасно и нежно.
– Ты посмотри на своего отца, – сказал Пино.
Карлетто поднялся на цыпочки и увидел, что отец поет не всем собравшимся, а своей умирающей жене, словно в мире нет никого, кроме них двоих.
Когда они закончили, толпа на склоне принялась свистеть и хлопать. У Пино выступили слезы на глазах, потому что он впервые увидел своего отца
– Ты играл фантастически, – сказал Пино отцу позднее, когда опустилась темнота. – И «Nessun dorma» – идеальный выбор.
– Для такого великолепного места мы и не могли выбрать ничего другого, – сказал отец; он, казалось, сам восхищен своей игрой. – А потом нас понесло, как говорят музыканты Ла Скала, – играли con smania, со страстью.
– Я это слышал, папа. Мы все слышали.
Микеле кивнул и счастливо вздохнул:
– Давай теперь поспим.
Пино вытоптал себе место, затем снял рубашку, чтобы подстелить под голову, завернулся в одеяло, которое взял из дома. Потом он уютно устроился и от запаха травы сразу же почувствовал сонливость.
Глаза его закрылись, он думал об игре отца, таинственной болезни синьоры Белтрамини и о том, как пел ее муж-весельчак. Он уснул с мыслью о том, что стал свидетелем чуда.
Несколько часов спустя Пино во сне бежал по улице за Анной, когда вдали раздался гром. Он остановился, а она продолжала бежать и вскоре скрылась в толпе. Это не расстроило его, но он подумал о том, когда начнется дождь и каким будет вкус капель у него на языке.
Карлетто встряхнул его, разбудил. Луна стояла высоко, проливая синеватый свет на склон. Все вокруг, кто успел встать на ноги, смотрели на запад. Бомбардировщики союзников атаковали Милан волнами, но ни самолетов, ни города издалека не было видно, только вспышки да выбросы пламени на горизонте и далекий рокот войны.
Когда на рассвете поезд вернулся в Милан, над городом клубились, крутились, вихрились дымы. Они вышли с вокзала на улицу, и Пино увидел различие между теми, кто оставался в городе во время бомбежки, и теми, кто сейчас вернулся. Ужас бомбежки ссутулил выживших, у них были пустые глаза и перекошенные рты. Мужчины, женщины и дети осторожно шагали мимо, словно в любую секунду земля у них под ногами могла разверзнуться огненной бездной. Почти над всем городом висел дым. Разорванные, развороченные машины. Разбитые и лежащие в руинах здания. Деревья без листьев, сорванных ударной волной.
Несколько недель Пино и его отец держались такого расписания: днем работали, а ближе к вечеру уезжали из города, чтобы вернуться с рассветом и увидеть новые зияющие раны Милана.
8 сентября 1943 года итальянское правительство, подписавшее 3 сентября безусловное перемирие, объявило о том, что сдается союзным армиям. На следующий день британские и американские войска высадились в Салерно, на подъеме «итальянского сапога». Немцы оказывали сопротивление – где слабое, где яростное. Большинство солдат Муссолини просто выбросили белый флаг, увидев высадку Пятой армии американского генерал-лейтенанта Марка Кларка. Известие о вторжении американцев, достигнув Милана, стало праздником для Пино, его отца, дядюшки и тетушки. Они решили, что война кончится
Не прошло и суток, как немцы установили контроль над Римом, арестовали короля и окружили Ватикан войсками и танками, которые навели свои орудия на купол собора Святого Петра. 12 сентября специальная группа нацистских солдат высадилась с планеров в горах Гран-Сассо, где удерживался Муссолини, и освободила его. Его перевезли в Вену, а потом в Берлин, где Гитлер принял дуче.
Через несколько дней Пино слушал двух диктаторов по радио, они поклялись до последней капли немецкой и итальянской крови сражаться с союзниками. Пино казалось, что мир сошел с ума, к тому же он погрузился в депрессию оттого, что уже три месяца не видел Анну.
Прошла неделя. Бомбежки продолжались. Школа Пино оставалась закрытой. Немцы начали полномасштабное вторжение с севера через Австрию и Швейцарию, была учреждена марионеточная Итальянская социалистическая республика во главе с Муссолини и со столицей в маленьком городке Сал'o на озере Гарда к северо-востоку от Милана.
Отец Пино говорил только об этом, когда они рано утром 20 сентября 1943 года шли с вокзала в Сан-Бабилу, проведя еще одну ночь в полях за городом. Микеле так зациклился на теме захвата Северной Италии, что не заметил черный дым над кварталом моды и Виа Монтенаполеоне. Дым заметил Пино и припустил бегом. Он пробежал по узким улочкам и несколько секунд спустя из-за поворота увидел впереди их дом.
Там, где прежде находилась крыша, зияла дыра, из которой к небесам поднимался дым. Венецианские стекла магазина «Сумочки ди Лелла» превратились в осколки, рамы – в почерневшие щепки. Сам магазин напоминал нутро угольной шахты. Взрыв искалечил все до неузнаваемости.
– Господи боже, нет! – воскликнул Микеле.
Отец Пино выпустил из рук футляр скрипки и, рыдая, упал на колени. Пино никогда не видел своего отца в слезах, во всяком случае, не помнил такого, и при виде горя Микеле Пино почувствовал опустошенность, печаль и унижение.
– Ну-ну, папа, – сказал он, пытаясь поднять отца на ноги.
– Все пропало, – плакал Микеле. – Наша жизнь пропала.
– Чепуха, – сказал дядя Альберт, беря зятя под руку. – У тебя есть деньги в банке, Микеле. Если понадобится ссуда, я тебе дам. Квартира, мебель, товар – все это ты сможешь восстановить.
– Не знаю, как я скажу об этом Порции, – слабым голосом проговорил отец Пино.
– Микеле, ты ведешь себя так, будто в твоих силах было предотвратить попадание бомбы в твой дом, – просопел дядя Альберт. – Ты скажешь ей правду, и вы начнете все заново.
– А пока поживете у нас, – сказала тетя Грета.
Микеле закивал было, но потом сердито повернулся к Пино:
– Но не ты.
– Папа?
– Ты поедешь в «Каса Альпина». Будешь учиться там.
– Нет, я хочу быть в Милане.
Отец Пино рассвирепел:
– Ты здесь не останешься! У тебя здесь нет голоса. Ты мой первенец. Я не допущу, чтобы ты погиб от шальной бомбы. Я… я бы не вынес этого. И твоя мать тоже.
Вспышка отца ошеломила Пино. Такое поведение было не в характере Микеле, который привык размышлять, обдумывать, а не вспыхивать и кричать. И уж конечно, не на улице в Сан-Бабиле, где слухи о событиях в мире моды подхватывались, разносились и никогда не забывались.