Под бурями судьбы жестокой...
Шрифт:
Марфа Даниловна знала все секреты дочери и зятя. Как только Олимпиада закрывала дверь в горницу, она подкрадывалась к двери, прикладывала ухо к замочной скважине. И в этот раз она выслушала письмо мужа. Вечером никуда не пошла, за ужином сидела у самовара и разливала чай. Будто бы между прочим сказала своим молодым медовым голоском:
— Думаю к Феде поехать. Душа изболелась, сон плохой про него видела. Негоже одному жить. Вы теперича и без меня управитесь.
Светлые брови Олимпиады гневно сошлись к переносью, блеснули
Марфа Даниловна глядела на дочь с издевкой, весело продолжала:
— Кому же, как не жене, при муже быть, когда бог здоровье у него отбирает? Завтра же закажу возок. Сборы у меня какие? Послезавтра поутру и в путь.
Петр подавленно молчал. Что мог он возразить теще? Зато Олимпиада, как всегда несдержанная, разразилась криком:
— Что же вы, мамаша, раньше-то не ехали? Не знали, что ли, что папаша болеет? Не раз ведь он об этом в письмах сообчал. Некогда было? В карты играли? В гостях до рассвета веселились? Ночами мужиков в мезонин приводили?
— Липа! Перестань! — ужаснулся Петр, с малых лет воспитанный в почтении к родителям.
Но Олимпиаду удержать уже было невозможно. Она криком частила какие-то непонятные слова и не замечала, что в дверях, разинув рот, стоит Агашка, а из спальни доносится истошный крик сына.
Но то, как отнеслась Марфа Даниловна к словам дочери, еще больше изумило Петра.
Она вдруг встала, одернула платье, поправила шелковый платок на плечах и, улыбаясь, сказала:
— А ты и на коленях перед мужиком ползать будешь, звать к себе — не придет, ей-богу, не придет. Один вот,— она кивнула на Петра,— такой дурак нашелся. Так не ты, а отец его окрутил. Другого такого не будет! Попомни меня — никогда не будет! Кому такая злая белобрысая крыса нужна?!
И она, играя бедрами, пересекла горницу, прихожую и стала подниматься по лестнице.
Уехала на прииски Марфа Даниловна, и вскоре пришло от нее сообщение о смерти Федора Никитича...
Похоронила она его на приисковом кладбище. Сама осталась пока жить в поселке среди старателей и беглых каторжников.
Через несколько месяцев до Петра и Олимпиады дошли слухи, что Марфа Даниловна вышла замуж за нового управляющего прииском. Живет в довольстве и холе...
В архиве села Ильинское сохранился подлинник повеления графа Сергея Григорьевича Строганова от 22 октября 1848 года.
...За Никитою Кольцовым считается по ведомости 99 руб. 293/4 коп., которые должен платить Петр Кузнецов, наследовавший в имении Кольцова. Но в счет этого дома не взыскано ничего в 1849 заваре;1 между тем Кузнецов имеет хорошее состояние и предлагал мне через Билимбаевское же управление тысячу рублей серебром за отпускную! И так открывается, что должник имеет дом в заводе и капитал; об уплате мне долга и не думает, а местное начальство, оставляя его в покое, довольствуется
От автора. В данном случае имеется
Граф С. Г. Строганов
Наверное, графу, в те времена уже ставшему — по жене Наталье Павловне — наследником Пермских владений Строгановых, было удивительно, откуда у его крепостного дворового человека Петра Кузнецова такие деньги.
Пожалуй, об этом судачили и в Билимбаевском управлении и во всем Билимбае. Ведь, кроме жалованья да незначительной платы за лечение, дохода у Петра не было.
Кто же мог знать ту давнюю историю в Петербурге, когда Петр Кузнецов вылечил сына князя? Кто мог знать, что, отказавшись в свое время от платы, Петр позже попросил у князя деньги, и просьба его осталась без ответа? Однако через несколько лет после смерти князя Петр все же деньги получил. Кто вспомнил о крепостном лекаре? Кто щедро расплатился за его великую услугу?
В дневнике есть только краткая, сухая запись:
Деньги на выкуп из крепости у меня теперь есть. Труд мой оплачен.
Перед этой страницей вырвано не менее десяти листов.
Но тайное, спрятанное под семью замками порой становится явным.
Перебирая материалы в одном из архивов, я обратила внимание на заметку в газете «Мануфактурные и горнозаводские известия», в которой поминается, что в 1848 году сын князя N. посетил Билимбаевский завод.
И мысленно я восстановила несколько страниц, уничтоженных в дневнике моего прадеда...
...Уже не хотелось и вспоминать о тех надеждах, которые по молодости лет когда-то связывал Петр с деньгами князя. Надежда окончательно рухнула, когда до него дошли слухи о смерти князя.
А время шло.
Однажды Петр сидел за столом в канцелярии завода и вдруг услышал произнесенное в комнате: «Его сиятельство». Петр подумал вначале, что это игра его воображения. Но имя князя отчетливо произнес второй помощник бухгалтера Антон Петрович.
— А ты и не знаешь,— сказал он,— какой именитый гость у нашего начальства? — и повторил имя молодого князя.
У Петра задрожали руки. Первая мысль была — не упустить случай, сейчас же пойти к князю и поговорить о деньгах. Но тут же пришло другое решение: князь, возможно, не знает о разговоре с его отцом, об обещании старого князя? И получится, что Петр вымогает... Нет, он никогда не унизится! В нем, как в каждом человеке, живет чувство человеческого достоинства. Природа отпускает этот дар каждому — будь он сиятельством или крепостным, ученым или безграмотным. В суете жизни, случается, человек теряет его, но Петр сберег этот дар как святыню. И горд этим.