Под чертой (сборник)
Шрифт:
Финляндия, как и мы – страна не винопроизводящая. Ну, делают сидры или ягодные вина, но так и у нас есть Гай-Кодзор или «Фанагория». А в целом – слезы. Однако, импортируя вино, Финляндия умудряется поддерживать монопольные цены, близкие к французским или испанским. У нас такое тоже могло быть (и было), когда б мы вино покупали у соседей. Но в России, помимо главного нарколога Брюна, есть и главный санитарный врач Онищенко, запретивший – в целях заботы о здоровье нации, кто бы сомневался! – импорт вина из Грузии (Россия как раз собиралась воевать с Грузией) и Молдовы (там были проблемы с русским Приднестровьем).
Геннадий Онищенко человек закрытый, на ток-шоу не ходит, однако от людей, его знающих, я
Когда Онищенко запретил импорт «Мукузани» и «Киндзмараули», грузины вылили в канавы 800,000 бутылок вина. Некуда было девать. И текли винные реки, хоть и без кисельных берегов. Люди рыдали. Не только потому, что оставались без средств к существованию, но и потому, что это уходил в землю их труд, смешивалась с грязью их культура.
Не думаю, если оценка Онищенко как Торквемады справедлива, чтобы в его сердце хоть что-то дрогнуло. Но вообще-то и Торквемада должен понимать, что сотни тысяч не дошедших до нас бутылок сухого превратились у нас в сотни тысяч бутылок дурного и крепкого. Зависимость не терпит пустоты. Так что Торквемада приложил свою руку и к российской пьяной преступности, и к ранней смертности.
Я завершаю.
2012-й год в России будет годом нового наступления на алкоголь. В первом полугодии акцизы на спирт вырастут на 10 %, во втором – еще на 20 %. Онищенко, вот, под Новый год предложил поднять цены на водку до 100 долларов.
Запрещать – дело нехитрое, запрещать можно и с бодуна.
Вот как и что поощрять – об этом лучше думать на трезвую голову.
Потому что когда все запрещают, и ничто не поощряют, – тогда да, тогда остается только с горя напиться.
2012
24. Страхи Поклонной горы. Фобия революции//
О том, что без революций не бывает исторического развития
После того, как мыслящая страна разделилась на Болотную и Поклонку (кстати, на Поклонке тоже мыслящая часть, потому как безмозглая про Болотную и Поклонку вообще не слыхала), у ребят с Болотной появилась опасная привычка применять к ребятам с Поклонной тот же инструмент, что доселе применяли к ним самим.
Этот инструмент – простое объяснение: «А, да они проплаченные!»
Разница в том, что про Болотную говорят: «Вы проплачены Госдепом США», а Поклонную: «Вы проплачены администрацией Путина».
Это крайне опасный и скверный инструмент.
Во-первых, даже если проплачены, это не значит, что они идей Поклонки не разделяют. Высокий рейтинг Путина отнюдь не виртуален.
А во-вторых (и вот это по-настоящему опасно) объяснение «они делают то-то и то-то, потому что проплачены» («потому что из заставили», «потому что их запугали») позволяет закрывать глаза на важные процессы, происходящие не только на Поклонной горе, но и у ее подножия. То есть по всей России. Например, на то, как идет процесс политического обучения тех, кто раньше о политике не задумывался. И вот тут ораторы с Поклонки на высоте. У
– Нельзя допустить революции, потому что революция – это кровавая каша.
– Нельзя допустить развала страны, потому что это будет уже не Россия.
– Запад не хочет нас видеть процветающими и великими.
– Те, кто в оппозиции, все критикуют и призывают разрушать, а какой план строительства они могут предложить?
– Кто, если не Путин?
Последний тезис – он, прямо скажем, из чужой колоды: в смысле, тоталитарной. «Кто, если не дуче?» «Кто, если не фюрер?» «Как жить без Сталина?» А за Путиным, при всех претензиях к нему как к автократу, следует признать отсутствие тяги к тоталитаризму, то есть полному контролю над частной жизнью граждан. При Путине частную жизнь можно вести любую.
Но первый тезис настолько силен, что производит впечатление и на людей с Болотной. На Ксению Собчак, например. Она не хочет революций. Она боится. Многие боятся. Боятся практически все.
С этого страха и начну.
Итак, революция – это кошмар. Это трупы, недымящие трубы, голод, холод, гражданская война, разруха, расстрелы, брат на брата, ненависть.
И это абсолютно точно по картинке.
Проблема в том, что история XX века – как она описана в школьных учебниках, включая современные – есть колоссальный фантом сталинского времени. История, вычерченная по сталинскому лекалу, такова: в России было три революции. Первая – подавленная 1905 года, вторая – половинчатая февральская, а третья (доделавшая то, чего не смог Февраль) – Великая Октябрьская социалистическая. Семьдесят лет Октябрь трактовался со знаком плюс, сейчас трактуется со знаком минус, но в любом случае важно революции не допустить, пусть даже центральная пересадочная станция столичного метро называется по-прежнему Площадью Революции.
Между тем настоящая российская революция произошла именно в феврале 1917 года, 27 числа. А вот то, что случилось в ночь с 25 на 26 октября 1917 года, было не революцией, но большевистским переворотом, заговором. Заговор удался во многом потому, что большевиками впервые был применен принцип (впоследствии он успешно осваивался и усваивался нацистами в Германии и фашистами в Италии, а далее всеми диктаторами мира) использования любых средств ради удержания власти. Большевики первыми отказались от морали и прибегали к любому вранью и насилию, лишь бы удержаться. Совершив переворот под лозунгами земли крестьянам, мира народам и фабрик рабочим, они отобрали у крестьян всю землю, у рабочих – право на самоуправление (ликвидировав независимые профсоюзы), а параллельно ввязались в целую цепочку войн – и прежде всего, с собственным народом. И все это, верно, привело к миллионам трупов и к истреблению целых классов, немыслимому прежде. Даже Иван Грозный до концлагерей и уничтожения заложников не додумался, хотя еще тот был живодер. Это большевистский переворот и привел, прошу прощения за клише, к неисчислимым бедствиям России.
В отличие от Февральской революции.
Главные жертвы которой – жертвы не революции, а контрреволюции, то есть расстрела в Петрограде 26 февраля демонстрации царскими войсками (тогда на месте погибло свыше 200 человек). Жертвы революции тоже, как ни прискорбно, были: жандармов, полицейских, городовых линчевали; Окружной суд сожгли. Но в целом революция в феврале была относительно мирной. И привела к самому свободному периоду в истории России (не считая затем 1990-х годов): со свободой слова, шествий, собраний. Никто тогда митингов не согласовывал и разрешений на выпуск газет не получал. Царскую семью с детьми и челядью февральская революция не расстреливала. И чрезвычайная комиссия Временного правительства (в которую входил, например, Александр Блок) никого в расход не отправляла, в отличие от большевистской ЧК.