Под чужим именем

Фолкнер Колин

— Оставьте этот саркастический тон, мистер О'Брайен, — устало сказала Лиз.

О'Брайен не понимал, что она нашла в Лоуренсе. Этот человек совершенно ей не подходит. Он вообще вряд ли может кому-то нравиться. О'Брайен отвел глаза.

— Простите. Я просто хотел убедиться, что мисс Клер благополучно добралась до дома. Она не сознавала, какая ей грозит опасность.

— Уходите, О'Брайен, — выпалил Джессоп. — Уходите, пока вы не впутались в еще большие неприятности, понятно?

О'Брайен боялся оставлять Лиз и Клер с этим маньяком. Он такой же сумасшедший, как его сестра. Впрочем, эта проблема О'Брайена не касалась. Элизабет кивнула, отпуская его.

— Возвращайтесь на завод, О'Брайен.

Мы позаботимся о Клер.

Он помедлил. Лиз была явно огорчена последней выходкой Клер. О'Брайен хотел как-то утешить ее. Но что он мог сказать? Он вышел на крыльцо, залитое ярким августовским солнцем. Ему надо поторапливаться, ведь они с Сэмсоном должны успеть перемолоть весь уголь.

Элизабет сидела на краю кровати. Той самой, которую она когда-то делила с Полом. Она провела рукой по покрывалу. С каждым прошедшим днем ей становилось все труднее вспомнить Пола. Она закрывала глаза и пыталась вызвать из глубин памяти его лицо, но черты расплывались, Элизабет начала забывать его запах, хотя раньше он мерещился ей повсюду — в спальне, в библиотеке. Она все еще помнила его прикосновения, но совсем не так ярко, как это было сразу после его смерти. Тогда, лежа в темноте, она начинала представлять себе Пола, и он оживал в ее воспоминаниях: ей казалось, он лежит рядом с ней, дотрагивается до нее, шепчет ей на ухо. Больше всего Элизабет пугало, что место Пола в ее воображении занимал не Джессоп. Образ Пола постепенно вытеснялся образом О'Брайена, ее управляющего.

Элизабет ловила себя на том, что следит за ним из окна, с нетерпением ждет их ежедневных деловых встреч. Она осознала, что мечтает о его поцелуе. Господи, целовать его! Элизабет открыла глаза. О'Брайен — женатый человек, кроме того, он всего лишь служащий, почти слуга. Она согласилась выйти замуж за Джессопа и именно о нем должна грезить!

Но Джессоп в последнее время очень занят, они часто ссорятся. Элизабет стала замечать в его характере черты, о которых раньше и не подозревала. Ей не нравилась его мелочная ревность и попытки распоряжаться ею. Он пытается прибрать к рукам все ее имущество, хотя они еще даже не объявили о своей помолвке. К тому же Элизабет возмущала его высокомерно-презрительная манера обращения с ее рабочими и служащими Джессопу не нравился О'Брайен, и он уверял, что Элизабет еще пожалеет, что наняла его.

Ее мысли вновь вернулись к О'Брайену. Он поступил совершенно правильно, избавив Клер от приставаний рабочих. Он прекрасно держался и с Клер, и с разъяренным Джессопом. Джессопу не следовало так набрасываться на О'Брайена, как бы ни был он расстроен выходкой Клер. Джессоп чувствует себя ответственным за нее. Но он должен бы радоваться: ведь теперь ему известно, что, случись подобное снова, на заводе будет еще один человек, способный защитить Клер. Джессоп даже не поблагодарил О'Брайена. Кстати говоря, Элизабет тоже этого не сделала.

Она взглянула на большие каминные часы. Была уже половина одиннадцатого, слишком поздно, чтобы встречаться с О'Брайеном Она встала с постели. Служанка уже расшнуровала ее корсет. Халат Элизабет неплотно запахивался, а самой ей с корсетом никогда не справиться. Но ей вдруг показалось очень важным поблагодарить О'Брайена сегодня же. Элизабет хотела, чтобы он знал, как она признательна ему за то, что он сделал для Клер. Она не станет будить горничных. Ни к чему людям знать о ее ночном визите к О'Брайену. На заводе Лоуренса слишком много досужих языков. Никто ее не поймет, хотя в ее поступке и нет ничего предосудительного. Она подошла к платяному шкафу, надеясь найти там что-нибудь подходящее для ночной прогулки. Потянула за тесемки корсета. Если эту конструкцию не стянуть как следует, она просто не будет держаться. Мысленно Элизабет стала перебирать

содержимое своего гардероба. Она не могла допустить, чтобы ее увидели в халате, бредущей по дороге. Для плаща было слишком жарко, и любой, кто увидит ее ночью в таком наряде, заподозрит неладное. Наконец она нашла то, что нужно, — полотняный платок, отороченный кружевами, достаточно широкий, чтобы прикрыть плечи и грудь. Элизабет кое-как справилась с нижними крючками корсета, а платок, который она собиралась все время крепко придерживать рукой на груди, довершил туалет.

Элизабет направилась к двери. Вечерний воздух пойдет ей на пользу, поможет избавиться от бессонницы. Одна из собак поднялась, готовая последовать за хозяйкой.

— Нет, — приказала Элизабет. — Оставайся здесь. Я не хочу, чтобы ты своим лаем разбудила всю округу.

Гончая жалобно заскулила, но послушно легла на место. Элизабет тихонько прикрыла за собой дверь и выскользнула из дома. На улице она старалась держаться в тени, чувствуя себя маленькой девочкой. В детстве она убегала по ночам из дома поиграть с котятами, которых отец запрещал ей держать у себя. Теперь, продвигаясь быстрыми шагами по ночной дороге, она испытывала такое же возбуждение, как в детстве. Ее пьянило ощущение свободы.

Элизабет поднялась по склону холма к коттеджам рабочих. Ей никто не встретился, хотя она слышала звуки скрипки и смех, чувствовала запах жареной свинины — отголоски чьего-то праздника. Она добралась до домика управляющего и, не колеблясь, постучала. Из окна лился свет, и она была уверена, что О'Брайен у себя. Дверь не открыли, и она постучала снова. На этот раз он отозвался:

— Кто там?

Элизабет оглянулась и подошла к боковому окну, из которого выглянул О'Брайен. Волосы его были растрепаны, торс голый.

— Простите, что побеспокоила… — Внезапно она почувствовала себя очень глупо. На Рабочем холме после наступления темноты она ощущала себя не в своей тарелке. — Собственно, это может подождать до утра… Право… — Вид его обнаженной груди и длинных золотых, как мед, волос волновал ее.

— Сейчас выйду, — сказал он и исчез, прежде чем она успела возразить.

Элизабет вернулась к двери. Ей совершенно не пристало беседовать со своим управляющим через окно его спальни. Но О'Брайен сейчас выйдет, она произнесет слова благодарности и уйдет. Никто, кроме них двоих, не будет знать об этом ночном визите.

Дверь распахнулась, и перед ней появился О'Брайен. Он был в одних штанах и явно только что из постели. О'Брайен подошел к ней, легко ступая босыми ногами по земле, лунный свет играл на его золотых волосах.

— Чем могу служить, хозяйка? — Он стоял так близко, что она ощущала свежий аромат его дыхания.

— Я… Я хотела поблагодарить вас за то, что вы сделали сегодня для Клер. — Она взглянула на его босые ноги и снова подняла глаза. — Джессоп и я… мы должны были вас поблагодарить, но не успели… не знаю, что на нас нашло.

Он смотрел на нее своими зелеными глазами, которые, казалось, видели ее насквозь.

— Я вовсе не рассчитывал на благодарность, — сказал он до странности чужим голосом.

— Я знаю. — Она не могла оторвать от него глаз. От его взгляда у нее вспотели ладони и сердце трепетало в груди. Она заставила себя отвести глаза. — Но я хочу вас поблагодарить и извиниться за Джессопа.

Элизабет почувствовала, как его рука прикоснулась к ее подбородку — и вот она уже снова смотрит на него. О'Брайен приблизился еще на шаг. Она уловила запах его чисто вымытых волос и его собственный особый мужественный запах. Внезапно голова Элизабет закружилась. Она знала, что не должна позволять ему так себя вести. Его рука гладила ее щеку, но у Элизабет не было сил сопротивляться. Она не могла отвести взгляда от его губ, губ, которые жаждала поцеловать.