Под девятой сосной в чистом поле
Шрифт:
– А чего делать-то?
– даже растерялся я. Но не Алешка.
– Соглашаться! Немедленно!
– Ты что?
– И я не нашел ничего умнее, чем напомнить ему: - Лех, а как же «оружием должна быть истина»?
– Так и будет, Дим, - серьезно сказал Алешка.
– Я тебе открою тайну. Я этих жуликов держу под колпаком и дергаю за веревочки. Я тебе потом все объясню, - заспешил он, потому что в горницу входил отец Леонид с самоваром.
Я коротко рассказал ему о нашем разговоре, о нашем мнении. А Лешка добавил:
– Дядь
Отец Леонид внимательно посмотрел на него, потом на меня. И сказал задумчиво:
– Какие-то вы странные, отроки. То ли очень современные, то ли совсем наоборот. Но я вам верю.
– Он взял с комода бумажный листок.
– Эта записка была в том же пакете, что и кассета.
– И он протянул ее нам.
В ней было написано печатными буквами: «Если согласен, поповская твоя морда, то ровно в полночь звякни в колокол. А если не согласен, он по твоей попадье будет звонить, заупокойную».
– Вы ее не выбрасывайте, - сказал я.
– Это улика.
– Ага, - сказал Алешка.
– Она нам скоро пригодится.
– И добавил такое, что я заволновался за его головку: - Когда кирпичи прокурору вернем.
– А куда тетя Оля ушла?
– спросил я.
– Кто ее последним видел?
– Батюшки!
– хлопнул батюшка себя в лоб ладонью.
– Растерялся я… Как же, как же… Она же к этим дамам собиралась, огурцы солить. Как их?… Людмила одна, точно помню, а вот другая…
– Другая тоже Людмила, - подсказал Алешка.
– Дим, сбегай к ним. Может, что-нибудь узнаешь.
Но я ничего не узнал. В доме Люсьены тоже были распахнуты все двери и окна. А сама она и ее верная подруга Люська вовсю дрыхли прямо на полу, возле накрытого стола.
И тут во мне проснулся доктор Ватсон. Я внимательно осмотрел комнату. Все здесь было в порядке. Но чего-то не хватало на столе. И я никак не мог понять - чего именно.
Так… Посреди стола - ваза с салатом. Рядом с ней тарелка с нарезанной колбасой. Еще одна ваза - в ней яблоки и два банана. Пепельница с окурками, фильтры которых окрашены в ярко-красный цвет. Ну, это понятно - губная помада наших блондинок.
Дальше. Три тарелки с остатками пищи. Три вилки. Три бокала с остатками вина.
Стоп! Бокалы есть, а вот бутылки нет!
Я заглянул под стол - нет, прошел на кухню - нет. Посмотрел под окнами - боевая Люська вполне могла зашвырнуть пустую бутылку в огород - и там нигде нет. Все ясно!
Выбрав на кухне подходящий пакет, я осторожно, с помощью бумажных салфеток, уложил в него бокалы. Потом попробовал разбудить блондинок - безрезультатно. Они уютно посапывали носами и не собирались просыпаться. Только Люська вдруг тихонько и задушевно пропела во сне:
– Спят усталые игрушки. Люськи спят… - и повернулась на другой бок, подложила ладони под щеку.
Я стащил с тахты плед и укрыл их, как котят.
Вернувшись,
– Они спят, - сказал я.
– Как спят? Скоро полдень. Кто же спит в такое время?
– У них вчера, наверное, гости были.
– Понятно, - кивнул отец Леонид.
– Зеленым вином угощались. Сверх меры. А к кому же тогда Олечка ходила?
– Скоро узнаем, - сказал Алешка.
До полночи еще оставалось время. Мы сбегали домой. Алешка спрятал записку-улику в шкаф и туда же положил пакет с рюмками.
И опять, хмурясь, что-то черкал в своем ОРМе. А потом взял папину газету, где сообщалось о предстоящем прибытии Н. Романова, и стал ее изучать.
– Какое-то лицо у него, Дим, не царское, - сказал он мне с пренебрежением и протянул газету, где была помещена фотография претендента на царскую корону и на все миллионы романовских долларов, которые до сих пор лежали во всяких зарубежных банках.
– Он, Дим, больше на кучера похож, да?
– Откуда я знаю, - я взял у него газету.
– Я, Лех, ни царей, ни кучеров не видал.
– Да я тоже, - признался он.
На фотографии в газете стоял на берегу океана приземистый бородатый человек в длинных трусах. Лешка прав. Ничего царского в его облике не было. Ну борода, ну усы, ну лысина. Но ведь эти приметы могли быть и у кучера, вплоть до лысины. Подпись под снимком утверждала: «Один из вероятных наследников дома Романовых возле своей виллы на берегу Атлантики».
За его спиной и правда просматривались какие-то строения. Такие же приземистые, как и их владелец.
– Я б не хотел такого царя, - сказал я Алешке, возвращая газету.
– Я б вообще никакого не хотел, - буркнул Алешка, убирая газету в шкаф, где уже лежали собранные вещественные доказательства.
– Пошли, Дим. А то батюшка там волнуется. Об своей матушке.
Наконец настало время, близкое к полночи, и мы пошли в храм.
Ночь была темная, загадочная. И очень тихая. Не звенели комары, не квакали лягушки. В реке, когда мы шли через мост, не плескалась рыба. Даже ночные кузнечики не скрипели. Только вздыхал отрывисто бедный отец Леонид.
Мы остались внизу, у входа на колокольню, а он полез наверх. Вскоре мы увидели его силуэт на фоне ночного неба, в верхнем проеме. Батюшка ждал. Ждал, когда наступит полночь.
И вот в ночной тишине вдруг раздался мягкий одинокий удар колокола. Его звук оторвался от колокольни и поплыл над уснувшей землей… Будто просьба о помощи.
Отец Леонид спустился, подошел к нам:
– А как я Олечке все объясню? Я не сумею. Она же станет меня презирать.
– Не станет, - сказал я.
– Вы завтра утром позвоните следователю. Пускай он приедет к вам вместе с экспертом. А мы дядю Андрея позовем. И они тете Оле все объяснят. Они сумеют.