Под горой Метелихой(Роман)
Шрифт:
«Ну и пусть, пусть зайдет даже туда! — храбрился „товарищ А. С.“. — А что она, собственно, может сделать? Кто ей поверит? Ей же совершенно не на кого сослаться! Если бы даже дочь была жива, то и ей трудно было бы что-нибудь доказать».
За это время Юлия Михайловна дошла до аптеки и скрылась за высокой стеклянной дверью. Иващенко про себя усмехнулся. «Не завидую я бедному старикашке, — подумал он. — Эта неврастеничка закидает его теперь рецептами…» И вдруг ни с того ни с сего Анатолию Сергеевичу отчетливо припомнилась школа, урок обществоведения и как он вел рассказ о последних
Дерзкий выкрик девчонки из-за третьей парты, как удар плетью, обжег тогда завуча. И сейчас, через столько лет, у Иващенко оборвалось что-то внутри, а откуда-то из пространства глянули на него темные ненавидящие глаза.
Юлия Михайловна всё еще оставалась в' аптеке, а бывший ее вздыхатель, человек, которому она когда- то слепо во всем доверялась, уже разговаривал по телефону с уполномоченным ОГПУ.
— Известно ли вам, товарищ Прохоров, что в нашем городе появилась некая гражданка Крутикова, осужденная в тысяча девятьсот двадцать пятом году за связь с колчаковской охранкой? — спрашивал он, нарочито растягивая слова и особо подчеркнув два последних.
— Да, нам это известно, — помолчав, ответила трубка шероховатым простуженным басом.
— А достаточно ли хорошо вас ознакомили с сущностью дела? Это ведь был довольно громкий процесс.
— Знаю и это. Дело гражданки Крутиковой Юлии Михайловны пересмотрено в высших инстанциях, и она освобождена из мест заключения.
— Ах, вот даже как! И что же она намерена здесь делать?
— Будет жить и работать здесь, в Бельске. Она была у меня.
— Позвольте…
— И я обещал оказать содействие в ее просьбе.
Трубка еще помолчала, — видимо, обладатель шероховатого баса ожидал новых вопросов, но их не было, и человек на другом конце провода, густо прокашлявшись, положил трубку на место.
Иващенко перевел дух. Дернули черти! Вот уж, действительно, пуганая ворона… Этот мужлан в матросском бушлате может подумать бог знает что. «Обещал оказать содействие»… Нет, нет, если бы между ними был разговор о девятнадцатом годе, он не сказал бы этого. И Анатолий Сергеевич неожиданно для самого себя принял другое решение. Он снова взялся за телефонную трубку:
— Товарищ Скуратов? Зашли бы ко мне на минутку.
Антон не заставил себя долго ждать. Он вошел в кабинет шумно, грузно протопал к столу, протянул широкую, пухлую руку с короткими, толстыми пальцами и тут же плюхнулся в мягкое кресло.
— Если по заготовкам, у меня всё в ажуре, — начал он, отдуваясь. — До плана пустяк остается. Выполним, Анатолий Сергеевич. Выполним и перевыполним! Единоличника за жабры возьмем и еще раз перевыполним. Я уже спустил в низы такую директиву. Выжмем! — И грохнул по столу кулаком.
Но Иващенко не стал интересоваться цифрами сводки. Вместо этого он напомнил Скуратову о всё еще не прекращающихся в районе фактах вредительства, посетовал на чертовскую усталость и бремя ответственности, наигранно повздыхал,
— Не узнавали в милиции, чем кончилось там это дело в Каменном Броде? Не изловили насильника?
— Это вы об убийстве? — Скуратов почесал затылок. — Не по зубам оказался орешек, Анатолий Сергеевич! Всю округу перешерстили. И — ничего. Сам прокурор опасается, как бы ему не влепили за это. А пуще того соседа боится нового — матроса: притупление, скажет, классовой бдительности!
— Пустое! — вяло отмахнулся Иващенко. — Я уже высказывал нашим следователям свое мнение. Всё это громкие фразы самого Крутикова: «Первая комсомолка», «Застрельщица», «Вожак молодежи!..» А я хорошо помню эту вертлявую девчонку еще по седьмому классу. Пустышка с бантиками! В пятнадцать лет забила себе голову мальчишками, учителям и то глазки строила. Ну и там занялась, видимо, тем же. Это вы ведь, кажется, говорили мне, что в первый же год, как они перебрались туда, деревенские парни калитку у школы дегтем измазать хотели? Вот вам и результат!
— Логично и политично, — глубокомысленно высказался Антон. — Припоминаю, было такое письмишко. Селькор сообщал. Точно, на поведение ссылался. Да, кажется, и сам он — Крутиков — по юбочной части не промах. Вдова там какая-то проживает — солдатка, а потом в избу-читальню девица приехала… Это вы, Анатолий Сергеевич, своевременно подмечаете. Явное аморальное разложение. Факт. Может быть, на бюро его вытянуть? Я бы на вашем месте не потерпел.
— Одернем, одернем, товарищ Скуратов, — заверил его Иващенко. — Всему свое время. Надо проверить содержание писем. Надеюсь, они не уничтожены?
— Что вы, как можно! — замахал руками Скуратов. — В особой папочке все подшиты и пронумерованы.
— Там, кажется, родственник ваш подвизается?
— В газете-то? Да как вам сказать, — замялся Антон. — Седьмая вода на киселе. Но парень не промах: что надо, с лету хватает.
— Вот ему и поручите проверить эти сигналы.
— Будет исполнено! — с готовностью подхватил Антон. — Какие еще последуют указания?
И только теперь Иващенко перешел к главному, ради чего вызвал Скуратова. А весь первоначальный разговор отвел в сторону заранее обдуманно, чтобы в неповоротливом мозгу Антона не возникли вдруг какие- либо собственные соображения.
— Указания, товарищ Скуратов, будут, — повременив и откинувшись на высокую спинку секретарского кресла, медленно проговорил Иващенко. — Конечно, по таким пустякам можно было бы и не беспокоить вас— человека, ответственного за огромный район, но партия учит, чтобы любой руководитель всегда и во всем был прежде всего внимательным, чутким.
— Берем пример с вас, Анатолий Сергеевич! — Антон расплылся в подобострастной улыбке. — Я завсегда в этих смыслах в первую голову вашу заботу о простом человеке выпячиваю. Вот и вчера выступал в одном месте… Так слушаю, слушаю вас. Может быть, записать, чтобы за делами-то каждодневными не забылось? Позвольте листочек…