Под горой Метелихой(Роман)
Шрифт:
Кто-то бежит к окну напрямик по лужам. Вот упал посреди дороги, снова бежит, на голове — мешок, свернутый башлыком. Верочка не сразу узнала Федора с Нижней улицы. А тот подбежал, уцепился за подоконник перепачканными руками:
— Николай Иваныч, беда! Коровам картошки нерезаной кто-то в кормушки насыпал! Три уж подохли — передавились. Еще сколько-то мучаются. Роман Василия за вами послал, прирезать придется!..
Понравились Верочке и Маргарите Васильевне лесные каленые орехи. Когда роли по новой пьесе стали распределять, у Никифора снова полные карманы были принесены.
Ребята ушли, Верочка отложила книжку. Долго молчали.
— Я с ними обоими в тот же день разговаривал, — качал Володька, зная, что все думают сейчас об одном и том же. — Никого они не видали. И конюх не спал. С вечера, верно, насыпано было. А в кормушки заглянуть не догадались, да и в голову не придет такое.
— Кому-то пришло, — нахмурясь, проговорила Верочка. — И этот человек живет среди нас, может быть и в колхозе даже.
— А я вот в это ни за что не поверю, — робко вставила Нюшка. — Бедняки этого не сделают. Вон мерина нашего застрелить пришлось, до сих пор мать ревет, как про это вспомнит. С хуторских кто-нибудь. Они и своих-то коров всех перерезали. Совсем озверели.
— Говорят тебе, что ночью там никого не видали! — оборвал Нюшку Володька. — Дались тебе хуторские. Может, и хуторские, да только не своими руками.
Нюшка замолкла, покусывая кончик платка. Верочка передвинула к ней поближе фуражку. Больше уж никто ни о чем не говорил. Так, молча, к разошлись из школы. На улице Маргарита Васильевна спросила у Верочки, что она будет делать завтра. Может быть, и самим в лес сходить за орехами? Никифор сказал, что осыпаться уже начинают.
— Куда вы одни-то пойдете? Надо места знать, — ввязался Володька.
— Пойдем вместе с нами! Вот и покажешь.
— Завтра-то мне недосуг, — пожалел Володька, — завтра снопы надо с поля возить. Да никуда они не денутся, ваши орехи. Пускай себе осыпаются.
Маргарита Васильевна даже остановилась:
— Как это пусть осыпаются? Не с земли же их собирать потом!
— Собранные лопатой грести будем! Точно вам говорю, — заулыбался Володька. — У меня и собака к этому приучена.
Теперь к Верочка улыбнулась.
— Собака ищет орехи? — удивленно спросила она.
— Не орехи, а норы. Где хомяки живут. Норы три- четыре за день-то откопаем — вот тебе и половина мешка. Зато уж отборные — орешек к орешку. И ни одного червивого.
— И после крысы их в рот? — Верочка брезгливо поморщилась. — Скажешь ты тоже, Володя!
— А что? — Володька пожал плечами. — Крутым кипятком обдать их в корыте, и всё. Лесники вон с Поповой елани только так и берут. Пудами потом на базар возят. Вот я и не тороплюсь. Подождать еще надо, пока лес совсем оголится.
Не пошел за орехами и Валерка. Давно уже у Провальных ям они с Володькой шалаш в камышах поставили. Перелет начинается, сейчас там от уток черно. Стаями плюхаются на боду у самого берега.
— Ладно, Рита, сходим вдвоем, — согласилась Верочка. — Не найдем орехов, на выруба к барскому
Так и решили подруги. В тот же день Маргарита Васильевна зашла к Улите, попросила у нее кузовок.
Возле избенки вдовы стояло несколько женщин с ведрами. Разговор всё о том же: «И какая это гадина коров погубила? У кого рука поднялась на безответную животину?»
Улита еще посоветовала, чтобы в чащобу далеко не забирались подружки: в лесах здешних и заблудиться недолго.
— Да мы уж ходили туда не раз! — весело отозвалась Маргарита Васильевна. — И за Ермиловым хутором были, и на усадьбе барской.
Так же она и Артемию Ивановичу оказала, повстречавшись с ним у самого дома. Артюха шел с человеком в милицейской форме, остановил девушек с вопросом:
— Это куда с кузовом-то?.. Ну орехи-то еще и подождут, неделю-другую висеть будут, — протянул Артюха, когда узнал, что подружки уходят вдвоем, — а малине конец. Так, разве где ребятишками не примеченная осталась. Поблизости-то всё уж небось они облазили.
— Что вы, Артемий Иванович, много еще малины! И за хутором и на вырубах туда дальше.
— Не забоитесь одни-то? Вдруг заяц наскочит, что делать-то будете? Ну, ладно, ладно, знаю, что девки вы смелые. Только, чур, уговор: с пустыми лукошками не возвращаться. Проверю!
Артюха проводил взглядом девушек, покачал головой.
— Вот так и живут наши дачники, — сказал он со вздохом шедшему рядом с ним следователю. — Я их иначе-то, извините за выражение, и назвать не могу. Что им до наших колхозных забот? Ягодки да грибочки, вот и все хлопоты. Сам-то небось давно уж с ружьишком на речку отправился. Пять коров за овражки свезли, ну и что? А попробуй-ка заикнись! Секретарь партийной ячейки…
А Николай Иванович вместе с Романом Васильевичем и подоспевшим на помощь им кузнецом отбивались от наседавших на них женщин. Собрались те на скотном дворе толпой. Одни плачут, другие ругаются. И у каждой ломоть хлеба под кофтой — для своей коровы, у каждой веревка. Догадался учитель, в чем дело. Так, чего доброго, следом за женами и мужья с недоуздками явятся, как в Константиновке. Насилу втроем-то успокоили.
С утра, как и уговорились, Маргарита Васильевна с Верочкой ушли в лес. Обещали к обеду вернуться, а вот уж и солнышко опустилось, сумерки стали сгущаться, — нету девчат. И Валерки нет дома: этот ушел с ночевьем. Николай Иванович несколько раз принимался чайник разогревать на примусе, всё в окошко поглядывал, — нет, не идут. Вышел потом на крылечко, не одну папиросу выкурил, — нету.
Ночь опустилась на деревню, тягучая, вязкая чернота заполнила улицу, поднялась вровень с крышами. И тишина — как на дне замурованного колодца. Теплынь, а учителю холодно стало, озноб по спине прокатился. Сходил в свою комнату, набросил шинель на плечи, а пальцы дрожат отчего-то, жилы на шее дергаются.
Что же такое случилось? Что-то недоброе. Закружиться они не могли: за Ермиловым хутором, и особенно в той стороне, где господский дом, — лес чистый. Да и дороги тут треугольником: на большак два проселка выходят — с Большой Горы и из Нефедовки. Дальше уйти не могли, там заболоченная низина. Если ушли по берегу Каменки —: и здесь места не такие уж гиблые. Верочка там бывала не раз.