Под кодовым названием «Эдельвейс»
Шрифт:
Хейниш внимательно оглядел помещение. Кабинет, пожалуй, слишком просторный для унтерменша. Широкий полированный стол со старинным креслом для хозяина стоял в центре, в простенке между окнами. Напротив, полукругом, явно реквизированные кожаные кресла. Не стулья или табуретки, как в местных управах, а кресла. Очевидно, хозяин кабинета тяготел к роскоши и комфорту
На стене слева — цветные портреты фюрера в простой коричневой форме штурмовика времен борьбы за имперскую власть и чернорубашечника дуче. Справа
Были и плакаты — бравый, отзывчивый и сентиментально растроганный вояка вермахта ласково кормит русского изможденного ребенка с бледным личиком и голодными глазенками. Между прочим, в дополнение к этой плакатной фантазии существовало еще осмотрительное предостережение рейхсминистерства пропаганды: плакат с кормлением пригоден только в местностях, где население еще не дохнет от голода.
В углу, на журнальном столике, — стопка брошюр.
— Господин Шныряев, — без всякого предисловия сразу взял быка за рога Хейниш, — не кажется ли вам, что материалы вашей газеты не отвечают интересам оккупационной власти?
— То есть как? — всполошился «крестоносец». — Не может быть!
— Не болтать! — оборвал его Хейниш. — Материалы вашей газеты производят на читателя нежелательный эффект. Возникает вопрос: не специально ли создаются подрывные контрасты? Или, быть может, вы считаете, что ваши читатели слепы и чудодейственно прозревают лишь тогда, когда держат в руках вашу газетку? Неужели вам не известно, что за словом «сопротивление» должно стоять слово «расстрел»?
Но «господин» Шныряев, к удивлению, и бровью не повел. Он даже осмелился угодливо хохотнуть:
— О слепцах, которые прозревают, — это вы очень образно и точно определили!
— Вы что себе позволяете? — вконец освирепел Хейниш, — Вот так открыто — при свидетелях! — пренебрегать той высокой честью, какую на вас возложила оккупационная власть?
— Простите, господин оберштурмбанфюрер, — побледнев, пробормотал редактор, — но я не пренебрегаю!.. Я выполняю указания. Приказы свыше… Я всего лишь исполнитель инструкций и распоряжений…
— Что вы болтаете? — рявкнул Хейниш. — Нет, вы только поглядите на эту грязную свинью! — театрально обратился он к своим молчаливым спутникам. — По его словам выходит, что я учу его действовать вопреки инструкциям и приказам! Разве не редкостный экземпляр мерзавца?
— Господин оберштурмбанфюрер, — заюлил «господин» редактор, лицо которого покрылось потом, — умоляю…
— Отвечайте на вопросы, только учтите, что за каждое слово вранья — наказание! Майер, позаботьтесь об этом…
— Слушаюсь…
Вилли подошел к редактору вплотную, сжал кулаки.
— Только не покалечьте этого кретина преждевременно, — остерег Хейниш.»
— Все, что я сказал, легко проверить! —
— Вот что, Шныряев, не валяйте дурака, лучше развернем сегодняшний номер вашей газеты, — проговорил Хейниш, — Шарфюрер Бергер, прочитайте вслух обведенный карандашом абзац! — Он протянул Кристине газету, — Может, этот подонок быстрее сообразит, о чем идет речь, когда услышит текст на русском языке из собственной газеты.
Кристина охотно зачитала:
— «Временные успехи Красной Армии не разочаровали освобожденное от большевиков население оккупированных территорий. Доказательством является тот факт, что люди охотно и добровольно выезжают работать в Великогерманию…»
— Стоп! — остановил ее Хейниш и снова к Шныряе–ву: — О каких же успехах красных идет речь? Кто позволил вам пропагандировать их печатным словом?
— Но тут же нет ничего конкретного, — растерянно забубнил Шныряев.
— Ах, вам только этого не хватает?
— Признаю, недоглядел… Очевидно, вкралась досадная ошибка…
— Ошибка? Фрейлейн Бергер, читайте дальше!
— «Лишь ничтожная горстка фанатиков уклоняется от исполнения приказов оккупационной власти, чинит препятствия и пытается вести преступное сопротивление!..»
— Стоп! — снова поднял руку Хейниш. — Это тоже «ошибка»? Или замаскированные призывы к сопротивлению?
— Чья там подпись? — еле выдавил из себя редактор.
— Подписи нет, — холодно сообщила Кристина.
— А вы даже не читаете свою газету? — спросил Хейниш.
— Этот номер выходил без меня, — растерянно пробормотал Шныряев, — Я ездил в Пятигорск… Какой же мерзавец воспользовался случаем?
— Наконец–то слышу разумную речь! — отметил Хейниш. — Об упомянутом вами мерзавце подумайте конкретнее.
Шарфюреру Бергер интересно было наблюдать, как мастерски оберштурмбанфюрер срывал с редактора маску респектабельной солидности. Стук в дверь прервал ее размышления.
— Извините, господина оберштурмбанфюрера вызы8 П. Ьоплавскии, Ю. Ячешшн
225
вают из СД!.. Дежурный требует господина Хейниша немедленно!.. Прошу к телефону.
— Можно переключить на мой, — услужливо предложил Шныряев.
— Хотите услышать, о чем пойдет речь?
Редактор побелел:
— Я лишь хотел…
— Думаю, речь пока идет не о вас! — утешил его Хейниш. — Где телефон? — И он стремительно вышел из кабинета.
Глава четвертая. КНЯЖЕСКИЙ ЗЛАТНИК
Шныряев растерянно взглянул на Майера и Бергер, тяжело вздохнул.
— Чаю, кофе? Нет так нет. — Натужно пошутил: — Мое дело предложить, ваше — отказаться. — II уважительно обратился к Кристине: — Фрейлейн разрешит закурить?