Под кровом Всевышнего
Шрифт:
«Бунт» в храме
Подходил к концу Великий пост. Отец Иван Зайцев поехал в епархию вместе со старостой. Епископ их принял, прочёл их прошение. Мне неизвестен текст, но результат этого дела был для всех неожиданным: отец Иван был переведён в Пушкино, где он проживал, а на его место настоятелем к нам в Гребнево был прислан отец Сергий К. Вероятно, духовное начальство поняло, что отец Иван не может ни с кем ужиться, а потому его перевели на приход, где стал служить он один. Но какое недовольство, какой бунт вызвало это постановление. Особенно возмущалась староста Мария Петровна. Её поддержали те старушки, которые
Однажды вечером к нам в Отрадное, где мы мирно доживали с батюшкой свой век, пожаловал отец Аркадий Ш. Мой батюшка искренне любил этого скромного, милого священника, поэтому был очень рад его посещению.
— Ну, как дела, что у вас нового? — расспрашивал мой муж, расцеловавшись по-братски с отцом Аркадием.
Мы услышали следующее:
— Не знаю, что делать! Все ушли: нет ни алтарника, ни псаломщика, даже с левого клироса все певчие убежали. Некому печь просфоры, некому храм отпереть, некому лампады зажечь. Мне старушки сказали, что вернутся к своим должностям только в том случае, если вернут настоятеля отца Ивана. Я был у архиерея, он велел не прекращать служб, но поставить на должности других людей. Кого? Я ещё плохо знаю своих прихожан. Помогите мне, вы люди местные...
От огорчения отец Аркадий чуть не плакал.
Отец Владимир утешал батюшку, говорил, что необходимо сделать собрание «двадцатки» (так называется правление церкви). Отец Аркадий подтвердил его слова, сказав, что такого же мнения держится и епископ, у которого отец Аркадий уже был на приёме. Владыка Григорий обещался даже сам приехать на собрание прихожан, чтобы в его присутствии была утверждена новая двадцатка и переданы все дела и документы новому старосте.
— Но кому? Где взять старосту? — спрашивал отец Аркадий и вдруг обратился ко мне. — Матушка! Возьмите на себя эту должность!
Как гром среди ясного дня прозвучали надо мной слова милого, кроткого отца Аркадия. Я ахнула и засмеялась, муж махнул на меня рукой: «Куда ей!»
— Батюшка, — обратилась я к отцу Аркадию, — я всей душой сочувствую вам. Мы найдём старосту для храма, у меня есть на примете энергичный молодой прихожанин. Тут нужен сильный, умный человек, а я ведь никогда нигде не работала, никаких законов и порядков не ведаю, да и болею часто. А Григорий П. сейчас без работы, он будет счастлив постараться для церкви. Мы его знаем, он нам сродни.
— Тогда я вас попрошу прийти на собрание и выдвинуть его кандидатуру, — сказал отец Аркадий.
Это я обещала.
Владыка Григорий не замедлил приехать. Народ был заранее оповещён, собралось больше сотни прихожан. Начали короткой молитвой. Потом поставили рядами скамейки, уселись лицом к алтарю. Пред нами сел епископ, рядом с ним за столом писал протокол собрания отец дьякон. Справа, прижавшись спиной к стене, сидела целая полоса старушек, ушедших по собственной воле. Владыка опросил каждую из них:
— Староста церкви, вы будете продолжать работать с новым настоятелем?
— Нет!
— Казначей церкви, а вы как?
— Ухожу.
— Алтарницы? — ответ один:
— Ухожу.
— Сторож?
— Ухожу.
— Уборщицы?
— Уходим!
— Тогда мы вынуждены
Владыка начал проверять по списку членов церковной двадцатки и обнаружил, что её не существует.
Одни люди умерли, другие переехали и в храме больше не бывают, третьи лежат больные или от старости вообще с постели не встают.
Владыка не растерялся: «Выберем новых членов церковного правления, давайте кандидатуры». Владыка обладал, видно, твёрдым характером, напугать его было невозможно. Он говорил спокойно, но строго. Его противники хотели доказать, что нет желающих войти в двадцатку, уговорили народ молчать. Но владыку выручили «аркадиевские», то есть новообращённый народ из Фрязина, покорные своему духовному отцу. Они начали выдвигать кандидатов из числа певчих, из приезжих москвичей и т. п. Ушедшие с должностей подняли шум, стали голосовать против, объясняя, что не доверяют приезжим людям, а лишь только своим — местным деревенским жителям. Но владыка властно велел всем молчать, назначил дьякона подсчитывать голоса и вскоре набрал нужное число лиц. В новую двадцатку вошла и я.
Владыка прочёл список фамилий и просил нас выдвинуть кандидатуру старосты. Все нерешительно молчали, отец Аркадий смотрел на меня. Помня своё обещание, я встала и выдвинула кандидатуру Григория Филипповича П. Старухи возмущённо зашикали, но владыка велел голосовать. «Аркадиевские» чада были заранее подготовлены и все подняли руки «за».
— Прошёл, — сказал владыка и вдруг обратился ко мне. — А вас, матушка, мы попросим взять на себя должность казначея, — сказал он.
Я растерялась:
— Я не знаю, что это за должность, что я буду делать? У меня слабое здоровье... Я не могу...
Но владыка меня прервал:
— Сидеть за столом и считать деньги, писать бумаги вы можете. Кто за матушку?
К своему ужасу, я увидела, что поднялся лес рук. А против догадалась выступить одна старушка из левого хора — мир праху её и душе: она сочувствовала мне. Быстро нашли людей на остальные должности, быстро окончилось собрание. Владыка уехал, народ разошёлся. Я от ужаса и усталости едва держалась на ногах. Мы с Гришей подошли к ящику. Мария Петровна бросила нам связку ключей со словами: «Разбирайтесь сами». Она кипела гневом. Да и все старушки сердито отворачивались теперь от меня. «Зачем вы согласились?» — упрекали меня. Я понимала, что подвела их, рухнула их надежда вернуть отца Ивана, самим вернуться на прежние должности. Но разве они могли понять, что мы с Гришей не посмеем не покориться духовному начальству — епископу?
Молитва о Феде
В конце 70-х годов все внимание моё и батюшкино было отдано семье отца Николая, в которой уже появилось трое детей. Эти внучата завладели всецело моим вниманием и моим сердцем. А другие дети наши на время как-то удалились из глаз, хотя сердце болело о них ещё больше, чем если б я их видела. Спокойны мы были лишь за Серафима, который уже стал отцом Сергием и находился при Патриархе Пимене. А Федюша служил в армии, часто писал нам письма, прося поминать его в молитвах, особенно в дни его прыжков с парашютом. Но я и без писем всегда чувствовала его переживания. Ничего о нем не знаю, а сердце болит. И вручаю далёкого сына предстательству Небесной Царицы, угодникам Божиим: «Вы видите моего Федюшу, дорогие наши, милые святые — святитель Николай, отец Серафим, отец Иоанн Кронштадтский. Вместе с Богородицею излейте о моем Феденьке свои молитвы пред Господом. Спаситель вас всегда слышит, защитит и сыночка нашего по вашей молитве».