Под крылом дракона
Шрифт:
Слезы беззвучно текли по щекам, я уже сама цеплялась за Фудо, не зная, что теперь думать, делать и как вообще жить после услышанного. Страх, черный животный страх сковал тело, навалился на плечи, пригибая к земле. Что, если… Джалу умер? Нет. Этого просто не может быть. Я не верю! Слышите? Я просто не верю в это, и плевать на все эти дурацкие магические рондалы!
— Ему уже не помочь, — глядя мне в глаза, жестко сказал Фудо. — Лучше подумай о себе. Без покровительства Хасса-ба ты — никто! Барух продаст тебя в рабство,
— Да пусть только посмеет! Я — внучатый племянник графа…
— Ты просто глупая девчонка, не более.
Я поперхнулась своим возмущением, замолчала, расширенными глазами глядя на музыканта. Но как он догадался?..
— Ты явно не здешняя — не знаешь местности, обычаев, языка. И уж точно не из знати, у тебя крестьянские манеры. — Фудо говорил зло, грубо, схватив меня за плечи и время от времени потряхивая в такт своим безжалостным словам. — Ну а то, что ты девушка, не заметит только слепой. Или дракон.
Я опустила голову. Мне нечего было возразить.
— Тебе нужно бежать! Сейчас. Немедленно!
Я подняла на него слезящиеся глаза и невольно вскрикнула — к нам медленно, улыбаясь, как сытый Чеширский кот, шел Барух.
Проследив за моим взглядом, Фудо чертыхнулся. Пальцы на моих плечах сжались совсем уж немилосердно, наверное, останутся синяки.
— Не успеешь. Он уже знает.
— Что же мне делать? — Голос не слушался. Я во все глаза смотрела на Фудо. Он был единственным, кто мог помочь.
— Сейчас я уйду, а ты поговори с Барухом. Постарайся как-то отвлечь его внимание. Я подожгу один из фургонов. Когда начнется пожар — беги!
— А что, если тебя поймают? — прошептала я. — Что будет с тобой?
Лицо Фудо на секунду разгладилось, он улыбнулся.
— Не беспокойся за меня, глупышка. Я не пропаду.
С этими словами он вдруг хлопнул меня по плечу, громогласно расхохотался, словно я сказала что-то невообразимо смешное, и направился к фургонам.
Проводив музыканта прищуренным взглядом, Барух подошел ко мне.
Тяжелая рука с пухлыми пальцами и густой рыжеватой порослью легла мне на плечо. Непроизвольно попятившись, я попыталась сбросить ее, но Барух держал крепко.
— Ну что ж, девочка, пришло время отрабатывать свой хлеб.
Грубые пальцы схватили за подбородок, дернули голову в одну, затем в другую сторону, попытались залезть в рот — Барух рассматривал меня, как рыночную клячу.
— Не красавица. Но пару сотен серебром, пожалуй, выручу…
Я исхитрилась укусить его за палец. Торговец взвыл и отвесил мне оглушительную пощечину. Лицо обожгло болью, перед глазами заплясали черные круги.
— Маленькая тварь! Думаешь, твой хозяин защитит тебя? — Лицо Баруха исказилось ненавистью. — Так знай, он издох! Как и все ему подобные пресмыкающиеся выродки!
Я
— Он придет. Сдерет с тебя шкуру и натянет на барабан.
Барух улыбнулся, широко растягивая губы, похожие на Жирных дождевых червей.
— Сегодня праздник, ты не знала? Голову казненного Хасса-ба привезли в столицу.
— Нет! — Я бросилась на Баруха в отчаянной попытке стереть эту отвратительную улыбку с его лица, но тяжелый кулак ударил меня в живот.
Я упала на землю, прижимая к животу руки и трясясь не столько от боли, сколько от страха, что торговец мог задеть Хууба.
Запутавшись в рубахе, малыш копошился где-то на груди. Осторожно прижимая его ладонью, я поднялась. Ноги не слушались, подгибались.
— Ты лжешь, — твердо сказала я. — Джалу придет и вытрясет твою грязную душу.
Глаза торговца потемнели, он снова занес руку для удара.
Я зажмурилась.
— Пожар!
Одновременно с Барухом мы повернули голову на громкий, взволнованный крик.
Один из фургонов уже пылал вовсю, жадные языки пламени лизали дерево и тканевый навес, на наших глазах огненная змея переползла на соседний фургон.
— Рагхарово племя! — взвыл Барух. — Недоноски! Несите воду!
Воспользовавшись возникшей суматохой, я бросилась в толпу. Барух орал что-то вслед, но я была уверена, что гнаться за мной не станет — товар в фургонах наверняка в десятки раз дороже, чем шкура какой-то девчонки.
Горожане живой рекой отхлынули от места пожара, и я влилась в эту пеструю, испуганную реку, потекла вместе с ней — неважно куда, главное, подальше от страшного торговца и его лживого рта… Я была уверена, что он врет насчет Джалу. Потому что мой дракон не мог умереть.
Я все еще беспокоилась за Фудо, он обещал, что с ним все будет хорошо, и мне очень хотелось в это верить.
Толпа увлекала, несла меня, как легкую щепку.
Господи, Бог-Дракон… если ты есть… А ты есть, я уверена, ведь Джалу верил в тебя! Прошу, пожалуйста, пусть он будет жив… Просто жив…
Небо — глубокое, черное, будто смотришь в бездонный колодец, гладкое, как натянутый шелк: ни облачка, ни звезды… Лишь редкие сполохи приближающейся грозы окрашивают горизонт бледной синевой.
Я стою на краю плато, широко раскинув руки, вдыхаю полной грудью влажный холодный воздух — он оставляет на языке солоновато-горький привкус. Пахнет морем. Здесь всегда пахнет морем.
Тонкими чернильными росчерками мечутся по небу грозовницы. И хочется к ним — шагнуть за край, поймать ветер под кожистое крыло, рассекать воздух, убегая от молний и догоняя тучи… Но отчего же именно сейчас, как никогда прежде, ощущается горечь этой ложной свободы, когда выше облаков не пускают прутья клетки?