Под крылом - океан
Шрифт:
Не надо было ждать и двух-трех месяцев, чтобы понять, что Серега Мамаев не блещет штурманскими способностями. Да и не только штурманскими. Правду сказать, он был больше недотепой, чем хватом. Так, ни то ни се. Пусть служит как служится.
Пролетал Серега год, два, четыре года — и все во вторых штурманах. Каждый полет одно и то же: «Генераторы включил, веду круговую осмотрительность!» Больше его не слышно. Все четыре года. Другие там на построения опаздывают, скандал в общественном месте учиняют, горькую запьют, а фамилия Мамаева нигде не выбивается. Ни в передовиках, ни в отстающих. Подождите,
Скептики в это время, должно быть, в отпуске прохлаждались.
В первом же самостоятельном полете на полсотню километров от аэродрома Серега так запутал летчиков противоречивыми курсами, что потом самолет с помощью радаров еле вывели на посадочный курс. Полетели второй раз — он вообще пропустил поворотную точку. Ну а когда Серега так согласовал курсовую систему, что при заходе на посадку они вышли поперек полосы, командир больше ждать не стал. Шлемофон о бетонку — и к старшему штурману: «Вы что, самого толстого нашли?»
После такого разговора куда деваться? Срочно организовали контрольную проверку, а заключение уже было готово: слабая теоретическая подготовка, оборудование знает плохо, в полете теряется, делает грубые ошибки.
Теперь бывшие энтузиасты в отпуск ушли. А куда Мамаева? Куда же еще, как не назад, во вторые штурманы.
Как раз тогда со вторыми штурманами плохо было, не хватало их в полку.
А у Полынцева, что называется, ходовой экипаж: подготовлен по всем видам, готов вылетать хоть днем, хоть ночью, далеко и близко, в облаках и за облаками. Такой экипаж у любого командира на первом счету. Себя обделит, а им даст.
Полынцев привел Мамаева к столу первого штурмана капитана Чечевикина под локоток, будто Серегу по дороге кто чужой мог перехватить.
— Принимай, Юра, боевого помощника!
Юра обрадовался. При виде беды он, как сестра милосердия, свой рукав оторвет чужой палец перемотать.
— Здорово, Серега!
Мамаев, подавленно улыбаясь, подал ему вялую, потную ладонь.
— Ты чего? Нет, так не годится! — У Чечевикина душа нараспашку, натура энергичная, силища богатырская. — Ну-ка, пожми мою руку! Вот так! Чтобы всегда было мужское рукопожатие, а не мумуканье!
Что Юра знал о Мамаеве? Затуркали, завозили парня. Вместо того чтобы позаниматься с ним как следует, в кабине не раз и не два тренажи провести, его сразу бросили, как кутенка в воду. Не выплывешь, значит, ушел в осадок.
— Не горюй! Вот твое место — по правую руку от меня. Вместе учиться
Мамаев послушно просунулся между спинкой стула и задним столом, тихонько сел возле стены.
— Готовьтесь, завтра пойдем на ледовую разведку! — сказал Полынцев, направляясь за свой стол.
— В плановую записали?
— Уже!
— Оперативно! Понятно. Ну что, доставай, Серега, карты!
Мамаев осторожно положил перед собой штурманский портфель. Юра сразу обратил внимание на его непомерный объем.
— Ты что, белье в нем носишь?
— Карты, — с разочарованием протянул Мамаев.
Вроде вот носит, таскает за собой целый пуд, а толку-то что. Такой большой обиженный ребенок.
— Куда же их столько? На весь земной шар? Раскрывай, посмотрим твое богатство. — Серый «ежик» на большой голове Чечевикина топорщился в разные стороны.
Мамаев неторопливо большими, медлительными руками выложил стопу карт. Принялся выкладывать вторую.
Юра, напротив, был человеком немедленных и решительных действий. Один взмах, другой короткой сильной рукой — и огромная, как простыня, карта уже распростерта на столе.
— Сколько же ей лет? — покачал головой Чечевикин. — Она же старше меня.
Карта эта была вся вытерта до ворса. В местах сгиба износилась до дыр, и не различить было на ней, где моря, а где горы.
Никакого намерения не было у Чечевикина начинать знакомство с карт, да вот так вышло. И он не смог не подумать, как же можно летать по этим лохмотьям? Да преферанс расписать и то они не годятся. А между тем карта — это, как говорится, лицо штурмана.
— Предложение? — щадил Юра самолюбие своего боевого помощника: пусть сам решит, как распорядиться.
— Старая…
— В расход? — почти утверждал Чечевикин.
— В расход.
— Молодец! — Без раздумий и сожаления Юра сгреб бумажное полотнище, смял его ладонями в белый шар.
— Так, пусть других подождет! — Положил он этот шар на край стола. — Давай смотреть следующую.
Не прошло и двадцати минут, а портфель Мамаева стал тонок и легок, как слежавшееся голенище. Зато на столе перед ним высилась пирамида бумажного хлама. Да такая, что Юру за ней и не видно было.
Похоже, Юра остался доволен ревизией. Он, вообще, относился с большим предубеждением к бумажному буму.
— Пойди в картохранилище и возьми у Евсеича новые. На южное и восточное направления.
— Так он не дает… — замялся Мамаев. Всем была известна неприступность капитана Коржова Ивана Евсеича, полкового хранителя карт.
— Даст! Передашь, что я сказал.
Точно, вернулся Мамаев с рулоном новейших карт.
— Все, Серега! Новые карты — новая жизнь! — искренне радовался Чечевикин.
Серега тоже улыбался. Видно, такое начало было ему по душе.
4
Перед взлетом Полынцева волновало только одно: тормозные камеры.
На предстартовом осмотре он не пропустил ни одного жеста техников. Обследовали они шасси, обошли вокруг самолета и ничего подозрительного не увидели. Старший стал обочь «рулежки» — правая ладонь вскинута к уху, левая показывает в сторону взлетной: «Свободен!» Ах какие они молодцы! Порядок, значит! Отлегло, покатил на исполнительный.