Под крыльями высших существ
Шрифт:
– Именно так. Однако усыновлённые дети Пенутрия находятся под его вечной защитой, он их постоянно учит, чтобы они стали столь же могущественными. Когерту Вару ещё далеко до совершенства Анугиразуса, Евгения или Владимира, но он очень старается.
Я призадумался. Быть может, шанс присоединиться к бесконечному пантеону высших существ у меня действительно есть, но каково будет объяснение этому? Когерт Вар спасал человечество, а что же я? Россия вполне успешно противостоит КЧС, ей не угрожает революция или гражданская война. Какова моя роль в бесконечном театре? Я должен
Или Пенутрий всё же предусмотрел гораздо более широкий сюжет для своей кровавой пьесы?
Разговор с Баюном длился ровно отведённый час. Разговор вышел воистину утомительным, по окончании спать захотелось очень сильно, и я поспешил обратно к Свете-драконице, лишь бы не завалиться прямо на лужайке. Баюн умеет не только колыбельными усыплять.
***
– Откуда такие познания в кузнечном деле, Мефодирий? – спросил я у главы семьи Мефоярос, смотря, как он с помощью энергии и роботов-помощников куёт красивую стальную саблю.
Кузня представляла собой просторное, светлое и очень тёплое помещение, в котором стоял легко разгоняемый энергией шум. Горн дышал пламенем, молоты выбивали стальной ритм, а пар по-змеиному шипел, когда раскалённый металл твердел во влаге.
– Творить всегда интересно, – ответил Мефодирий, не отвлекаясь от процесса. – Кузнечное дело может быть ремеслом, а может быть и искусством. Мои сыновья носят на груди серебряные кинжалы в ножнах, а дочери – чудесные браслеты с ядом. Особенно я люблю инкрустировать мои творения драгоценными камнями. Вашу саблю, Виталий, я тоже инкрустирую. Какой драгоценный камень вам нравится? Называйте, какой угоден душе.
Я крепко задумался. Мне нравятся чёрный и зелёный цвет, но на серой сабле они будут выглядеть не очень здорово.
– Может, красный? И белый можно какой-нибудь. Или синий.
– Подумайте хорошенько и скажите. Не предположения мне нужны, а точные решения.
– Хорошо. Тогда золотой, красный и синий. В цвета нашего флага.
– Символично. Так и сделаем.
Точным инструментом красивые камни вошли в пазы на гарде, украсив ставшую чудесной искусную саблю. Острейшее лезвие способно было легко резать металл, клинок чернел красивой растительного вида гравировкой. Держать саблю было настолько удобно, что она казалась продолжением руки.
К сабле, разумеется, прилагались и ножны. Бурого цвета, их также инкрустировали золотыми, красными и синими золотыми камнями и укрепили сталью. Одевшись в свои боевые одежды, я взглянул на себя в зеркало и убедился в том, что Яросинида не ошибалась, утверждая, мол, на левом боку сабля прекрасно будет смотреться.
– Перейдём ко второй половине созидательного процесса, – сказал Мефодирий и пошёл к большому верстаку. – Теперь я вам вырежу боевой рог. Скажите мне, Виталий, будь вы командиром большого воинского подразделения в те века, когда ещё не придумали связь по радио, какой бы звук вы предпочли?
– Такой, который бы все услышали, в первую очередь, – поразмыслив секунду, ответил я.
– Это само собой. Но каков был бы его тембр? Громкость? Протяжный был бы звук или короткий? Мощный
– Было бы хорошо что-нибудь помощнее, чтоб аж кровь в жилах стыла у врага. Хочу, чтобы в нём будто бы была заключена тысяча человеческих голосов, что торжественно кричат «ура». Чтобы прямо порыв был, когда слышишь его зов…
– Этого достаточно. Я понял, чего вы хотите. Яллих ди хтизур.
Последняя фраза была сказана на анугирском языке и означала прошение дать немного времени. Она является одной из самых распространённых в лексиконе анугиров, ибо, как они говорят: «Яллих – мара, ктари маль Пенутр хтида», то есть «Время – ценность, которую даровал Пенутрий». За три проведённых на Ахтургире дня в разговорах с представителями семьи Мефоярос я её услышал по меньшей мере восемь раз.
Высокого мастерства выделки беловатый боевой рог, пока я его осматривал, ещё пах лаком. Сделали его из кости какого-то местного хищника, которого местные называли «юшталльгером». В руку он помещался легко, его инкрустировали такими же камнями, что и саблю. В области, где при обхвате находились бы указательный, средний и безымянный пальцы, находилась неприметная кнопочка.
– Зачем она? – спросил я, пару раз нажав на неё и не заметив никаких изменений.
– Для начала дуньте в рог, – не ответил на вопрос Мефодирий. – Посмотрим, удовлетворены ли вы будете звуком.
Набрав побольше воздуха в лёгкие, я со всей силы дунул в рог и едва сам не оглох от изливающейся из него мощи. Звук сотряс голову до самого центра, заставив меня остановиться. Мефодирий не дёрнулся, но в лице переменился, нахмурившись.
– Испытывать такие вещи в стенах кузни – затея, конечно, не самая лучшая, – рассудил Мефодирий. – Наверное, я перестарался с мощностью. Ослабим?
– Зачем же? – спросил я. – Мне даже нравится. Представьте себе, как он будет звучать на Чёрной Арене! У всех кровь в жилах застынет.
– Раз так, попробуйте дунуть в рог ещё раз, но немного послабее и в процессе постепенно нажимая на кнопку, о которой вы спрашивали.
Вновь набрав воздуха, я последовал совету Мефодирия и крайне удивился, когда хаотичный и оглушающий вой вдруг превратился в упорядоченный «у-у-у», пробирающий до мурашек. Когда я постепенно нажимал на кнопку, звук сперва стал рычащим, словно кто-то протяжно говорил «р-р-р», а затем превратился в величественное «а-а-а», которое будто кричала тысяча храбрых воинов, встающих в атаку. Сердце моё забилось чаще с благоговейным трепетом, когда звуки сами сложились в величественное «У-р-р-а-а!».
– Ого! – удивился я. – Это просто невероятно. Как вы умудрились с первого раза попасть прямо в точку?
Мефодирий посмотрел на меня со значением.
– Я слишком много прожил среди людей, чтобы плохо вас понимать. Русские очень любят единение со своими соотечественниками, совершают подвиги, чувствуя, что за ними стоит народ. Пусть боевой клич, звучащий из этого рога, вдохновит вас на битву.
– Здоровская вещь, – я улыбнулся во все тридцать два зуба. – Спасибо вам, Мефодирий.