Под ласковым солнцем: Империя камня и веры
Шрифт:
Никто не забыл предназначенья земного.
И мир, ликуя, встретил Рейха славный восход,
Эпоху междуцарствия мы празднуем заход!
Мир захлебнётся в праведном огне,
Рейх скуёт новый мир в святой войне.
Огнем вновь вспыхнет небосвод,
Канцлер поведет нас на войну вперёд!
Рейх на ангельских крыльях несёт новый закон,
И момент славы великих дней будет нам возвращён.
Истину Веры Господь в нас сохранит,
Бред свободолюбивых глупцов давно позабыт.
Слуги
И все те, кто не смог сохранить себя от пакостной лжи,
Только огнём глаза им можно на правду открыть,
Мы крестоносцы, готовы Рейха свет истины святой им пролить.
Мир захлебнётся в праведном огне,
Рейх скуёт новый мир в святой войне.
Огнем вновь вспыхнет небосвод,
Канцлер поведет нас на войну вперёд!
И не нужно нам ничего, кроме державы великой судьбы,
Не устанем мы ради Рейха от непрестанной борьбы.
И пускай путь дальнейший скрывает могильная мгла,
Но нам путь укажут Крест и Рейха два чёрных крыла!
Мир захлебнётся в праведном огне,
Рейх скуёт новый мир в святой войне.
Огнем вновь вспыхнет небосвод,
Канцлер поведет нас на войну вперёд!
Габриель выслушал гимн до последней строчки. Сотни и сотни раз он его слышал и каждый раз видел в нём не более чем песенку о величии державы, но ничего о страданиях и репрессиях. Там ни слова о самопожертвовании граждан Империи…. Ничего.
Когда гимн стих, юноша ощутил, что толпа ещё раз попыталась заликовать, пытаясь как можно больше усладить взор Службы «увеселений», но веселье уже оказалось слабым, постэкстазным, оно было несравнимо с первой волной, захлестнувшей разум и вывернувшей душу, это было всё равно, что сравнивать свет пламени свечи с горением маяка. Но власти было и этого достаточно.
Постепенно ликования толпы стали стихать, из граммофонов вновь полились мантры и религиозно-государственные гимны. Габриель стоит и раздумывает над тем, что сейчас произошло, его сознание немного затуманено, как к нему подошли его товарищи и так же ощутил всю тяжесть, которую они на себе понесли – так же имеют разбитый и опустошённый вид, как у людей с похмелья.
– Габриель, мы собираемся пройтись, ты с нами? – с тяжёлой подачей вопросил Давиан, чему юноша обрадовался – услышать знакомый голос.
– Да, с вами, – сухо, и смотрев печальными глазами в одну сторону, ответил Габриель. – А вы где были? Я вас не увидел… хотя осматривался и звал вас.
– Стояли тут неподалёку, – отчеканил сухо Давиан. – Увидели тебя, когда толпа стала рассеиваться.
– Ребят, никто не видел Элен? – задала вопрос Камилла.
– А она пошла с отцом домой, – тут же ответила Понтия, и в памяти Габриэля на секунду возник образ высокого подтянутого мужчины, с добродушным лицом и прищуренным взглядом, который очень сильно любит свою дочь.
– Ладно, пойдёмте уже, – буркнул Давиан, с небольшой ноткой требовательности в голосе.
– Ох, – сокрушённо начала одна из знакомых. – Так, а куда мы пойдём?
– О, ребят, давайте сходим в «Канцлер Плаза»? –
– Ой, – с неким отвращением, исказив лицо в гримасе начала Понтия. – Да там народу сегодня. – Недовольно закончила девушка.
– А давайте пройдёмся просто по городу, – предложил Габриель, не особо хотя посещать сегодня разные заведения, которые по праздникам непреклонно стараются следовать Культу Государства и максимально ублажить Службу, ответственную за ликование и радость.
Так как все варианты казались менее привлекательными, то все приняли предложение Габриеля и пошли гулять по городу, который медленно, но всё же потонул в фестивале.
Милан в это время предстал в новом амплуа. На улицах снуют тысячи людей, которые, не снимая улыбок с лиц, и фальшивого ликования в душе, бесконечно ходят и радуются происходящему, чуть ли, не хлопая в ладоши. Ведь если не радоваться в этот день, то к человеку могли запросто подойти не только слуги министерств, но полиция и спросить, почему он не радуется. Если причина окажется не столь значимой, то его могли оштрафовать или арестовать на пять суток за «Акт неуважения к Рейху».
Дома богато украшены плакатами и флагами, посвящённые хвалению государства и Канцлера. На улицах разворачивались различные выставки и красочные выступления, и всё это было посвящено Императору. Все выставки – его имени, плакаты – с его лицами и афоризмами, выступления – главный герой – это Канцлер. Если и была другая тематика, то она посвящалась славе Рейха, восхвалению государства и ничему более.
И друзья, не найдя более лучшего выхода, стали просто гуляли по городу. Они ходят, болтают, рассуждаю, смеются и просто идут, куда глаза глядят. Заходят в несколько магазинов и галантерей, но там продавались вещи, сувениры, мелочи, посвящённые этому культу личности и государства.
То и дело на их пути встречаются бесконечные чиновники, ведущие за собой скоп более незначительных служащих. Временами, бюрократ указывал на человека и слуги министерств начинали роиться вокруг жертвы, задавая ему россыпь вопросов. Если гражданин хоть где-нибудь проколется или ошибётся, то его ставили в очередь на «понижение Гражданского Рейтинга» или сразу же снимали пару десятков баллов.
Ребята встретили несколько человек в длинных рясах из мешковины, выкрашенной в коричневый цвет, что делали странное действие. Они возле статуи, символизирующей Рейх – двуглавого орла, встали кругом и читали что–то схожее с молитвой, а один из них ходил и размахивал кадилом, от которого густой массой валил дым со смердящими «благовониями». И тут же начали монотонно скандировать:
– Сила в праведности… сила в сдержанности… отриньте похоть, и развращение… отдайте всё государству… сила в Рейхе.
Друзьям стало понятно, что это фанатичные служители Культа Государства, проводящие своё немудрёное таинство. Ребята поспешили как можно дальше от этой картины, стараясь так же уйти от роя бюрократов, стоявших возле таинства с благоговением наблюдавших за этим.
– Ох, ребят! – внезапно воскликнула Камилла. – Я знаю одну книжную лавку. Нам следует зайти туда? – Спросила девушка, обратив свой взгляд на Давиана, в глазах которого вспыхнуло лёгкое недовольство.