Под мостом из карамели
Шрифт:
Лета надела толстые хозяйственные перчатки и приготовилась наконец-то сделать все безукоризненно!
– Это раствор для дезинфекции, пятипроцентный аламинол, сестра ежедневно наливает его из бака в этот контейнер. Отсюда берете чистую тряпочку, обмакиваете, слегка отжимаете, и тщательно, особенно в изгибах, возле ручек, протираете кувшин изнутри и снаружи. Затем ставите на стеллаж, на нижнюю полку. Обтерев весь инвентарь раствором, кладете на полку возле него табличку «Обработано 1 раз». Через 15 минут повторяете процедуру и ставите табличку «Обработано 2 раза». Еще через 15 минут смываете раствор
Лета кивнула – два раза по пятнадцать минут, ничего сложного, это она точно сумеет, и принялась вдохновенно обрабатывать ярко-красный кувшин, особенно старательно протирая кромки и носик слива. Водрузив возле тазов и ковшей табличку «Обработано 1 раз», Лета сняла перчатки и пошла в душевую, за выстиранными вещами. В машине оказалась женская одежда – двое больших трусов, футболка, халат и махровые носки. Развесив белье, Лета снова взглянула на трусы – никаких казенных штампов, явно личные вещи, но тогда совершенно непонятно, почему сёстры стирают их? Никогда в жизни Лета не слышала, чтобы в больницах следили за носками и майками пациентов. Может, за отдельную плату? Ведь никто не станет просто так стирать чужое исподнее! У тяжелобольного есть родственники, пусть они и стирают! Лета никак не могла поверить в свою же собственную веру в бескорыстие. Она поглядела на часы под потолком – можно обрабатывать инвентарь второй раз, взяла таз и начала обтирать его раствором.
В комнату заглянула старшая сестра.
– А сколько времени прошло? – дружелюбно спросила сестра.
– Почти пятнадцать минут.
– Почти или пятнадцать?
У Леты затряслись руки. Закусив губы, она смотрела на зубчики узкого кружева на подоле длинной сестринской юбки.
– Буквально одна минута оставалась, – пробормотала, наконец, Лета, проклиная свою самоуверенность, беспечность, высокомерие и зазнайство. Наконец она осмелилась поднять глаза. – И что теперь делать?
– Продолжайте, просто в следующий раз будьте внимательнее.
Лета благодарно кивнула.
– Вы чай уже пили?
– Нет.
– Закончите с обработкой, приходите.
От этого наказания добротой и прощением Лета еще злее ощутила свою вину. Но теперь она знала, что ничего не знает, и нашла силы признаться в этом. У каждого свой путь к смирению, Летин лежал через пятипроцентный раствор для обработки кувшинов.
Она ополаскивала тазы и смотрела в окно, на проспект с мчащимися чёрными машинами и витринами бессмысленно дорогих магазинов, и удивлялась, что ни один звук не доносится из того мира в этот, словно их разделяла незримая граница, в которой не было видимой материи, но была непреодолимая энергия. Будто старообрядческие здания за каменным забором накрывала шапка-невидимка или полог покрова, сквозь который не могли проникнуть грохот, хохот, вопли и крики. Лете давно не было так спокойно, как в санитарной комнате возле баков для замачивания суден и выстиранных клеёнок.
Чаю попить опять не удалось – сестра позвала Лету в палату и попросила надеть свежую футболку на больную, которой
– После сна больных надо обязательно переодевать в дневную одежду, чтобы они не распускались, помнили, что нужно следить за своим внешним видом. Это способствует выздоровлению.
– А как снять ночную сорочку? – спросила Лета, догадавшись, что и этого она не знает, и взглянула на женщину, сидевшую на краю постели, полукруглую, как тяжелый душный полдень.
– Собираете снизу, со спины, к шее. Потом приподнимаете руки и снимаете сзади через голову. Затем стаскиваете рукава с рук, сначала со здоровой, а после – с больной.
– Сперва со здоровой, потом с больной, – повторяла Лета. – А которая больная?!
– Видите, она свисает.
– Ага, – пробормотала Лета, волнуясь, подошла к женщине и сказала: – Вы мне помогайте, пожалуйста, ладно? Которая рука болит?
Женщина схватила парализованную плеть здоровой ладонью и крепко прижала к боку, не давая дотронуться.
– Она же у вас ничего не чувствует, – упрашивала Лета. – Дайте, я положу её вам на колени.
Но женщина молча цеплялась здоровой рукой за больную.
Чувствуя себя глупо и беспомощно, Лета стала закатывать ночную сорочку со спины к шее. Но ворот оказался мал, и подол обтянул голову, прихватывая волосы. Лета, побледнев от страха и злясь, потащила сорочку вперед, дёргая вместе с прядями. Больная так неожиданно громко взвыла, что Лета отпрянула. «Вам помогают, так неужели не потерпеть», – хотелось крикнуть Лете. Сестра подбежала к кровати, ловко высвободила голову и руки женщины и стала целовать её в щёки, виски и волосы:
– Простите, милая, простите. Миленькая вы наша, родная, потерпите. Она гладила её голову, обнимала плечи. У Леты тряслись руки.
– Голубушка вы наша золотая, милая. Ничего, ничего, сейчас слёзки вытрем, оденемся, где у нас футболочка чистая? Вот она, здесь. Лета, давайте вместе. А вы Лете помогайте, ей сейчас очень нужна ваша помощь и поддержка.
Сестра ловко пересадила больную на кресло-каталку.
– Сможете отвезти на первый этаж?
– Теперь сомневаюсь, оказывается, я не умею делать самых простых вещей. Просто безрукая!
– А вы, чтобы другого понять, переносите всё на себя. Себя сейчас все любят, – с серьезным видом пошутила сестра.
Лета хотела обидеться, но лишь свела брови.
– Не делайте больному того, что вам самой было бы неприятно. Что вы доброго сделаете человеку, то же сделаете и богу.
Лета уставилась на сестру. Богу? Какому богу? Лета верила в Большой Взрыв и теорию эволюции.
– Представьте, что ухаживаете за самым родным человеком, которого больше всех, бесконечно любите, – не сдавалась сестра. – Есть такой?
Лета в смятении по очереди представила папу, бабушку, Собаку и вдруг встрепенулась:
– Мой младший брат! Он родился больной и умер.
– Царствие ему небесное! Ну, с богом, беритесь за поручни, ногой наступайте, снимайте с тормоза. Осторожно на углах! Из лифта направо, из дверей – налево, а там увидите пандус вниз, прямо в физиотерапию.
Лета энергично, чтобы не терять драгоценного времени, помчала коляску в коридор. Больная взывала.
– Что такое? – спросила Лета.