Под музыку Вивальди

Величанский Александр

«Не город мертвых – град кумиров…»

Не город мертвых – град кумиров, град памятников – их мундиров, сапог испанских, галифе, шинелей длинных и т. д. Здесь конь Калигулы отлитым по пьедесталу бьет копытом, град указующих десниц, гранитных брюк, жилетов, лиц. В порядке наших дел амурных, как мусор в столь помпезных урнах, давай же встретимся с тобой, где всенароднейший герой окутан бранной славой, стоит

палач безглавый.

«Да, мы не верим в приведенья…»

И.Б.З.

Да, мы не верим в приведенья — невидимы – но обретясь в незримом мире, в запредельном они-то сами верят в нас?

«Любовь и ненависть, позор, добро и зло…»

Любовь и ненависть, позор, добро и зло — что было, то как раз и не прошло, а то, что не бывало, как раз и миновало, как холода не ставшее тепло.

«Заворожено, чуть дыша…»

Заворожено, чуть дыша, мне видеть довелось, как между леса-миража бежал бесшумный лось — в лесу, пригрезившемся мне, сей лось мелькнул, как сон, но как Плисецкая горе вздымал колена он.

«Белый день – то рай Господний…»

Белый день – то рай Господний. Ночь черна – то ад напрасный. А уж сумрачно, ненастно, надо быть, во преисподней.

«Что ж было? – похоти гульба?..»

Что ж было? – похоти гульба? — поди теперь пойми — ведь я был пьян, она глупа, и все забыли мы. Ан помним эти времена, как взятые взаймы, хоть я был зол, она пьяна, и все забыли мы. Но друг без друга всяк из нас, как нищий без сумы, иль, как без хохота паяц, раз все забыли мы.

«Не грядкой дерна в мире кратком…»

Не грядкой дерна в мире кратком, не вздохом вечно молодым, а станем мы миропорядком — ведь мы и были им.

«Сосулькой с неба к нам стекла…»

Сосулькой с неба к нам стекла. Вокруг нее – тела, тела холодные – тепло их переходит в ее извечный холод — ведь холод вечно алчен до тепла.

«Дождь всенощной утром…»

Дождь всенощной утром курится, как дым, но зрением утлым мы видим за ним — пусть тускло, пусть слепо «дождь в глине увяз», что зоркое небо глядит не на нас.

«Сквозь безвозвратность лживую…»

Сквозь

безвозвратность лживую все в мире ярче, но обратной перспективою искажено: как будто погрузился всяк предмет себя на дно, и стало явственней, чем знак, лица ль, души пятно.

«Август – иль как не бывало…»

Август – иль как не бывало лето? или даль честна? Август? – не конец – начало, август – осени весна. Август – созреванья сгусток, но у августа тайком, как у автора «Августы» в теплом горле – снежный ком.

«Судьбы такая малость…»

Судьбы такая малость осталась нам с тобой, но то, что миновалось — осталось: голубой, зеленый цвет и алый иль белый – пусть она судьбы не миновала — гнилая желтизна.

«Полное забвение (напрасно ты…»

Полное забвение (напрасно ты ищешь то, что вглубь тебя ушло) — как оно походит на стекло, к коему из внешней тьмы притиснуты сотни жутко искаженных лиц — всею глубиной души вглядись: ты ж не знаешь их в лицо, но я тебе пропастью клянусь – ты знал их по имени или рукопожатью, по вражде иль едкому объятью… полное забвение препо…

«Нет, русалки не лгут…»

Нет, русалки не лгут, даже если солгут — они НЕ ГОВОРЯТ — это кажется только — разве только поют в унисон и не в лад безурывно и тонко, на деревце сидя, на водицу глядя или на беспутицу гибельных болот.

«Нагл белым днем, стал под вечер уныл…»

Нагл белым днем, стал под вечер уныл, ИСПОВЕДАЛЬНО главу ты склонил пусть над газетою, пусть над едой, пусть над подружкой своей молодой, но да покроют мирок твой миры епитрахилью вечерней зари.

«Раз представ пред Господом…»

Л.Н.Г.

Раз представ пред Господом, вопрошу грешный аз: «Вправду ль грешники космосом станут, в нем распыляясь? Значит, мир – не гармония, и на звездном огне вечно длится агония сопричастных вине? Ай да сферы небесные! — значит, вот где Твой ад! — Где же держишь ты, Господи, тех, кто не виноват?» …Но пойму в безответности суету своих слов: не увидеть нам вечности ни в какой телескоп.