Под нами - Черное море
Шрифт:
В конце 1942 года перевозки морем стали особенно интенсивными: шло пополнение живой силой и материально-техническими средствами Черноморской группы войск, действовавшей на новороссийском и туапсинском направлениях. В отдельные дни занимались перевозками до 70 судов и боевых кораблей [40] . Помимо этого, нередко выходили из Поти на операции и отряды боевых кораблей.
Учитывая изменившуюся обстановку, генерал Ермаченков приказал переключить 7-й истребительный авиаполк на прикрытие морских коммуникаций. Полк имел к этому времени 26 боевых
40
См.: История второй мировой войны 1939–1945. М., 1976. Т. 6. С. 94.
Как-то незаметно вошло в практику назначение меня старшим, ответственным за прикрытие важных объектов, с выделением мне в оперативное подчинение части сил из других истребительных полков. Я понимал всю ответственность такой роли и постоянно тревожился: соверши противник эффективный налет на корабли — не сносить мне головы.
В один из дней начала ноября из Батуми вышел крупный конвой и, прижавшись к берегу, взял курс на Туапсе. Командир авиабригады подполковник А. З. Душин, с которым у нас давно наладились дружеские отношения, сказал по телефону:
— Ты, надеюсь, осознал, Костя, что объект важный? Вот и смотри, как говорится, в оба. В твое распоряжение выделяется эскадрилья «лаггов» из 25-го полка, которую можешь использовать для прикрытия до Пицунды, а далее из Лазаревской — две эскадрильи 62-го полка. Авдеев со своими гвардейцами уже получил задачу наращивать с аэродрома Гудаута усилия в воздухе в случав усложнения обстановки. Конвой прикрывать на переходе до Туапсе, в период разгрузки транспортов и при следовании их обратно в Батуми.
— Алексей Захарович! Получается, что меня, как кочующего командира полка, могут и выписать из Миха Цхакая, — пошутил я.
— Ничего, у тебя достаточно опыта, с выполнением задачи справишься. А что касается прописки, то она всегда обеспечена. Вернешься в Миха Цхакая — встречу лично. Желаю удачи!
Корабли конвоя шли в одной-двух милях от берега, в 300 — 500 метрах от них галсировали два-три сторожевых корабля и морские охотники, а над ними кружились на малой высоте два МБР-2. Все они имели задачей поиск и уничтожение подводных лодок противника. Время от времени поднимался столб воды от взрыва глубинной бомбы, сброшенной с корабля охранения сейчас пока для «острастки» вражеских подводников. При сильном волнении, а тем более в штормовую погоду, когда трудно обнаружить перископ или даже уловить шумы вражеской субмарины, глубинные бомбы приходится бросать чаще.
Истребители дежурили в воздухе в 15 — 20 километрах мористее конвоя на вероятном направлении появления авиации противника. Причем два самолета на малой высоте — против торпедоносцев, а четыре на высоте 2000 — 3000 метров против бомбардировщиков. На ближайшем к конвою аэродроме обычно 8 — 10 истребителей были готовы через считанные минуты устремиться на помощь товарищам.
За конвоем истребители буквально «скакали», используя для маневра аэродромы Бабушеры, Алахадзе и Лазаревская. Что касается технического обслуживания их на промежуточных аэродромах,
Такова была общая схема организации прикрытия c воздуха всех конвоев на переходе морем, в пунктах погрузки и разгрузки. Постоянные дежурства в воздухе и на земле, перелеты с аэродрома на аэродром, общее напряжение и частое недосыпание сильно изматывали летный состав, но с выполнением заданий он справлялся. Вот и в тот раз прикрываемый конвой дошел до Туапсе благополучно, не потревожила его вражеская авиация и во время разгрузки. Правда, вражеские разведчики неоднократно пытались сблизиться на дистанцию видимости кораблей, но их неизменно отгоняли наши истребители. Очень помогали этому наземные пункты управления истребителями и радиолокационные станции РУС-2, довольно надежно обнаруживавшие маловысотные воздушные цели на расстоянии около 50 километров, а шедшие на больших высотах — за 100 — 120 километров.
С рассветом корабли легли на обратный курс. Вероятно, подводная лодка — а возможно, агентурная разведка — доложила о выходе конвоя из Туапсе, и только он прошел траверз Лазаревской, как с туапсинского пункта управления поступило сообщение:
— Над морем на удалении 80 — 90 километров от берега курсом на конвой две группы вражеских бомбардировщиков.
Находясь еще в Лазаревской на аэродроме, я решил поднять в воздух десять ЛаГГ-3 и указал им исходный курс на врага. Наведение же взял на себя туапсинский пункт управления. Для наращивания усилий и управления воздушным боем на ближних подступах к прикрываемому конвою я поднялся в воздух в составе шестерки Як-7.
В небе на высоте 2000 — 2500 метров сплошная облачность. Держусь под самой ее нижней кромкой. Слышу, что майор А. Г. Долгушев и капитан Е. М. Рыжов со своими звеньями уже перехватили бомбардировщиков, расчленили обе группы и атакуют их. Но из 22 «юнкерсов» отдельные пары и тройки, то ныряя в облачность, то выходя из нее, все же прорываются к цели. Приказываю:
— Дежурной четверке оставаться над конвоем, моим трем парам идти навстречу группам вражеских бомбардировщиков.
Вскоре вступили в бой все находившиеся на подходе к конвою истребители.
Враг не выдержал противодействия на созданных нами трех рубежах, начал беспорядочно сбрасывать бомбы и, ныряя в облачность, уходить…
Евграф Рыжов уже сразил одного Ю-88 и устремился за другим. Вот и второй «юнкерс» задымил. Мощности одного неповрежденного мотора ему не хватало для набора высоты и ухода в облачность, поэтому между Лазаревской и Сочи он со снижением устремился в сторону гор, оставляя длинный шлейф дыма. Капитан Рыжов преследовал его, но стрелок «юнкерса» дал прицельную очередь по мотору «лагга» — и винт встал…
Высота совсем малая, ее не хватало даже на разворот, и Рыжов решил садиться на фюзеляж прямо перед собой на ограниченную по размерам площадку в одном километре севернее Сочи. «Лагг» разбит, но летчик, к счастью, остался невредим.
— Ловкий ты коммерсант, Евграф, — шутили летчики полка за ужином, — свой потрепанный «лажок» на два новеньких «юнкерса» сменял, да еще и не в базарный день.
— Мне бы новую машину, — отшучивался летчик. — Я бы фашистам такой обмен устроил, что им и предлагать бы стало нечего.