Под несчастливой звездой
Шрифт:
Мождей ударил по ней рукояткой кнута.
— Лапы убери!
Узник отдернул руку, зашипев от боли.
Тусет остановился, глядя в напряженно застывшие за решеткой лица. Молодые и старые, в потеках грязи, с дорожками от пота и слез, с любопытными и равнодушно-злорадными глазами. Бывший жрец хотел что-то сказать, но второй стражник сильно толкнул его в спину.
— Иди! Колдун.
В камерах по обе стороны прохода дружно охнули.
— Колдун! Колдун! Мудрец колдун!
Тусет сгорбился и засеменил к спуску в подвал, возле которого уже хмурился
— Этот человек убил черной магией верховного жреца храма Сета Джедефраа! — крикнул старший мождей так, что с потолка, собранного из кое-как наваленных досок, покрытых камышом, посыпалась пыль и труха.
Услышав его слова, сторож застыл, опустив конец костыля на лестницу.
— Помощник грозного Мосайха, искоренителя ереси — колдун!
Небубис согнулся в приступе истерического хохота и едва не сорвался вниз, вовремя успев схватиться за стену.
— Заткнись, старый дурак! — нахмурился Моотфу. — Показывай дорогу! Или будешь один провожать его до камеры!
— Нет, нет, господин! — моментально успокоился сторож и запрыгал вниз по ступенькам. — Я уже иду!
Подталкиваемый стражником бывший жрец стал спускаться следом за старшим мождеем, с каждой ступенькой погружаясь в прошлое.
Тридцать шесть лет назад эти камеры были переполнены арестованными по делу гедан. Слуги молодых лоботрясов, развлекавшихся вместе с Хотепсетом кровавыми играми, их любовники и любовницы, знакомые и просто посторонние люди, имевшие с ними хоть какие-то дела. После раскрытия заговора против Келл-номарха из столицы в Абидос прибыл помощник великого визиря. Мосайх тогда еще не имел прозвища «грозный». Стараясь оправдать доверие Келл-номарха и Собрания мудрых, включавших в себя верховных жрецов великих богов, он развел бурную деятельность по искоренению опасной ереси.
Тусет оказался одним из немногих жрецов Сета не попавших под подозрение. Он три года изучал священные свитки по южным городам страны и не мог ничего знать о преступных замыслах своего верховного жреца.
Тем не менее, Мосайх настоял, чтобы именно Тусет, как служитель Сета, присутствовал на допросах и записывал показания.
— А тут мы держим настоящих преступников, — противный, скрипучий голос сторожа прервал поток воспоминаний.
Шесть низких, толстых дверей с квадратными, забранными решетками окошечками выходили на площадку у лестницы. Дневной свет мутным косым потоком бил сквозь крошечную щель в стене.
— Разбойники, убийцы, осквернители гробниц, — со вкусом перечислял Небубис, шелестя костылем по грязному полу.
В тусклом свете, падавшем сквозь дверь на лестницу, бывшему жрецу показалось, что за одной из решеток мелькнуло бледное лицо.
— Но и тут для тебя нет места, — хихикнул сторож. — Спускайся! Не забыл еще дорогу за столько лет?
Он прошкондыбал в темный угол, раздался стук кресала и кремень.
— Тебя долго ждать?! — рявкнул, начавший терять терпение Моотфу.
— Погоди, господин, светильник никак не загорается, — оправдывался сторож. — Сейчас, сейчас.
Тусет нервно сглотнул: «Неужели эти мерзавцы хотят
— Вот и все, господин!
В темноте затрепетал робкий огонек масляного светильника.
— Идите сюда, — медленно махнул им Небубис.
Но бывший жрец остался на месте.
— Нет! — проговорил он дрожащим голосом. — Я туда не пойду!
— Пошел! — мощной рукой старший мождей схватил его за локоть и поволок к узкой, круто уходившей вниз лестнице. — Иди, старая сволочь!
Тусет упал, но Моотфу тащил его по ступенькам, не давая подняться на ноги. За ним, удовлетворенно сопя, спускались подчиненные.
Сторож уже отодвигал поросший паутиной засов единственной двери. Натужно скрипнули бронзовые петли, на людей пахнуло сырым и затхлым воздухом подземелья.
Старший мождей швырнул несчастного старика в темноту.
— Закрывай! Пусть теперь тут поколдует!
Тусет с трудом приподнялся и сел, прислонившись спиной к двери. Из-за неё доносились удалявшиеся шаги мождеев и хихиканье Небубиса.
А бывший второй пророк храма Сета изо всех сил вглядывался в темноту, стараясь очнуться от затянувшегося кошмара. Того, что с ним случилось, не могло быть, просто потому, что не могло быть никогда! Разве не он когда-то отыскал старинные свитки с древними гимнами богине Рененут, восстановил по обрывкам папируса хвалебные песни богу Амош-Раа в хранилище свитков Амошкела? А возвращение на берега священного Лаума Книги Сета?
Тусет никак не мог понять, почему все эти Великие боги, для славы которых он сделал так много, позволили свершиться такой страшной несправедливости? Или, все же, это сон?
Холод подвала стал забираться под тонкую рубашку старика, лишний раз доказывая, что тот бодрствует, и все это происходит наяву.
Упираясь рукой в дверь, он поднялся на ноги, по-прежнему стараясь хоть что-то разглядеть в этой кромешной тьме. Вдруг ему показалось, что справа появилось какое-то чуть более светлое пятно. Приглядевшись, Тусет вздрогнул, сердце пронзила острая боль. Свет пробивался сквозь дымоход над очагом, сооруженным здесь по приказу Мосайха. На нем палачи калили пыточный инструмент. Очевидно, солнце заглядывает сейчас в трубу и, отражаясь от её кирпичных стен, дарит несчастному узнику частичку света.
Старик разглядел бронзовый крюк, подвешенный к каменной балке, перевернутый табурет, сломанную скамью с кожаными ремнями, еще какие-то предметы неясных очертаний. Тусет потерял сандалии, когда мождеи выводили его из усадьбы, и теперь плиты пола неприятно холодили босые ступни. Приволакивая ноги, он прошаркал до табурета, поставил его, сел и закрыл лицо руками.
Перед глазами вспыхнул огонь, в оранжевых углях лежали, дожидаясь своего часа бронзовые прутья. Окровавленное тело висело на связанных руках. Широкоплечий, угрюмый укр отступил в сторону, вытирая потный лоб. Мокрый от крови кнут волочился за ним по каменным плитам. Сидевший в кресле старик с широким золотым ожерельем на узкой груди разомкнул плотно сжатые, тонкие губы.