Под несчастливой звездой
Шрифт:
— Переверни её на живот, — велел он Осирсету и предупредил пленницу. — Не дергайся, скоро станет легче.
Тулаум начал втирать мазь в кожу Анукрис плавными, сильными движениями, начиная с шеи и спускаясь все ниже.
Его приятель или, скорее всего, любовник стоял рядом, переминаясь с ноги на ногу и недовольно сопел.
— Теперь на спину! — морщась, приказал евнух.
Закончив, он вытер руки о край юбки, и налив в медный стаканчик вина, добавил в него несколько капель из стеклянного флакона.
«Такое
— Завтра её надо как следует накормить, — озабоченно проговорил Тулаум, поднимаясь на ноги.
— Мы не пойдем к Наставнику? — робко поинтересовался здоровяк.
— Нет, — покачал головой приятель. — Не хочу, чтобы ты нес её на руках два асанга.
— Ты знаешь, что делать, — вздохнул Осирсет.
— Я хочу есть, — тихо проросла Анукрис, почувствовав некоторое облегчение. — Можно мне хотя бы кусочек хлеба?
— Сегодня нельзя, — пропищал евнух. — Это ослабит действие лекарства.
Потом обратился к здоровяку.
— Принеси ей горшок и закрывай. А мне надо помыть руки.
«Если бы у меня были силы», — с тоской думала пленница, глядя на темневший проход. Никто не обращал на неё внимание. Один из разбойников или, что еще хуже, гедан, направился в угол, где стояла большая бочка, второй — копался в куче хлама, сваленной у стены. Анукрис попробовала подняться, но мышцы отказались подчиниться. А другой возможности сбежать, скорее всего, не будет.
Здоровяк поставил на пол у изголовья девушки отвратительно вонявший глиняный горшок с отбитым горлышком и задвинул решетку. Она переползла в дальний угол и, набросив на плечи какую-то рваную циновку, заснула.
В широко распахнутые окна, завешенные мягкими колыхавшимися занавесками, врывался свежий морской воздух. Сильно постаревший Энохсет расположился в любимом кресле у стола, покрытого тонкой узорчатой скатертью. На коленях старика уселась смуглая девочка лет пяти, в короткой юбочке и обиженно трясла его за плечо.
— Деда! Ну, деда!
Потом обернулась, и недовольно сверкнув ясными голубыми глазенками, протянула:
— Мама! Он опять спит.
Анукрис сидит на табуретке и огрубевшими пальцами сучит нитки из клочка козьей шерсти, привязанной к палке.
— Дедушка уже старенький, дочка. Он устал.
— А как же сказка?! — четко очерченные губы девочки обиженно затряслись, глаза наполнились слезами. — Почему он всегда засыпает на самом интересном месте?! Как я узнаю, что случилось с тем принцем?
Старик дергает высохшей головой, похожей на обтянутый кожей череп, просыпается и ворчит:
— Я не сплю, просто задумался.
Слышен звонкий топот по лестнице, и отворив дверь, в комнату вихрем врывается мальчик лет десяти с горящими от возбуждения глазами и большой рыбиной,
— Мама, мама, смотри! Это я сам поймал! Видишь, какая большая?! Папа говорит, она очень вкусная.
Пришлось отложить в сторону пряжу, подняться и погладить маленького добытчика по голове, взъерошив мягкие светлые волосы.
— Теперь её надо почистить.
Сын надулся.
— Или ты еще маленький? — усмехнулась Анукрис.
— Большой! — буркнул мальчик, нехотя выходя из комнаты.
— Где отец? — крикнула она ему вдогонку.
— Хотел на поле зайти! — ответил сын чуть не плача.
Она с тревогой посмотрела на Энохсета. Но старик что-то рассказывал увлеченно слушавшей внучке.
Анукрис открыла дверь и сощурилась от яркого солнца. «Как бы не порезался с досады», — подумала с мягкой улыбкой и пошла к водоему. Но сын уже вспорол рыбине брюхо и теперь промывал её в большом корыте.
Скрипнули ворота. Анукрис торопливо обошла храм Сета и увидела Алекса со свернутой сетью на плечах. Вода стекала на широкую мускулистую грудь, суровое лицо хмурилось, голубые глаза под кустистыми бровями смотрели озабоченно. Не в силах сдержать радости, подбежала, и как подобает супруге, целомудренно чмокнула его в щеку. Мужчину, казалось, ни сколько не удивило подобное проявление чувств. Он обнял её за все еще стройную талию и ткнулся носом в густую копну волос.
— Ты был на поле? — спросила она, отстраняясь.
— Всходы хуже, чем в прошлом году, — вздохнув, проговорил супруг. — Землю питать нечем. Лаумского ила у нас нет.
— Что же делать? — встревожилась Анукрис.
— Придется новое поле расчищать, — ответил Алекс и нахмурился. — Как Энохсет?
— Сегодня лучше, — она помогла ему развесить мокрую сеть на вбитых в землю кольях. — Сказки рассказывает.
— Саша их любит, — ласково улыбнулся мужчина.
Анукрис резко открыла глаза. Подвал, вонь, решетка. Из горла вырвался сдавленный вой. Она прижала ладони ко рту, чтобы мучители не слышали её криков, а из глаз хлынули потоки слез, готовые затопить все вокруг. Будь проклят этот Нарон, Тусет и все богатства мира! Почему она не осталась на том острове?!
Она, морщась, села и удивленно вскинула брови. Темноту подвала прорезали три или четыре длинных узких луча света, бивших сквозь щели в потолке. Один из её похитителей, или покупателей, уже встал и возился у очага, где горело почти бездымное пламя. Второй спал, бесстыдно разметавшись на постели.
— Дайте попить, — тихо проговорила девушка.
Здоровяк услышал, обернулся.
Анукрис подползла на четвереньках к решетке.
— Пожалуйста.
Мужчина прижал палец к губам и, тихо ступая по загаженному полу, пошел к бочке. Вода оказалась прохладной и вкусной.