Под новогодней елкой – старая любовь
Шрифт:
– Не беспокойся, – добавила я, обходя его стороной.
Поднявшись на третий этаж, я остановилась у двери и вынула из сумки ключ.
– И все-таки, – тихо произнес он, ставя чемодан рядом с дверью, – Зачем ты приехала?
– Я хотела провести здесь отпуск, – сказала я, отмыкая дверь. – Очень устала.
Для ушей Эдика этой информации было более чем достаточно. Я не планировала рассказывать, что все в моей жизни рассыпалось, словно замок из песка, и что я сама не знаю, что мне делать дальше. Я приехала, чтобы побыть в одиночестве и отвлечься от всего плохого, что со мной произошло.
Замок
– Значит, останешься на праздники? – спросил Эд, вынимая из кармана ключ от своей квартиры и позвякивая им на ладони.
– Вероятно, – я открыла дверь шире и взялась за ручку чемодана, всем видом показывая, что собираюсь войти. – Кто еще здесь остался?
– В нашем подъезде – только я. В соседнем – баба Вера с внуками. В третьем – Борис с семьей.
Нога зависла над порогом, когда я услышала это имя, но взяв себя в руки, я вошла в квартиру и оборачиваясь, сказала: – Спокойной ночи!
Эд пристально на меня посмотрел.
– И тебе.
Я захлопнула дверь.
Глава 2
Пройдя внутрь, я включила свет и обрадовалась, что лампочка загорелась. Все-таки здесь давно никто не появлялся, и меня мог ожидать любой сюрприз. Но радость моя оказалась напрасной, и уже в следующее мгновение свет моргнул и потух. Я вынула из сумки карманный фонарик, который прихватила на такой случай и зажгла. Затем, оставив чемодан в маленькой прихожей, завешенной старой одеждой разной масти, я прошла на кухню.
В доме царила тишина. Небольшая комнатка, обставленная совершенно стандартно, тоже не освещалась, но зато здесь было тепло – отопление работало исправно. В воздухе ощущался легкий запах сушеной мяты. На квадратном столе лежали два тюбика акварельной краски. Я наклонилась ближе, чтобы разглядеть название: ганза желтая. Мама когда-то учила меня рисовать, и именно это вдохновило меня стать дизайнером. Похоже, она оставила краску, переезжая. Впрочем, в новом месте у меня было столько дел, что рисовать пришлось ей одной.
Я положила тюбик на место и, выйдя из кухни, прошла в небольшую гостиную. К счастью, свет здесь включился.
Между двумя окнами с деревянными рамами стоял стол, накрытый тряпичной скатертью, с двумя венскими стульями по бокам. На столе виднелась старая лампа с облупившейся краской, освещенная лунным светом, пробивавшимся с улицы. Я выглянула в окно – снег, наконец, прекратился, небо очистилось.
На скатерти выделялись несколько пестрых акварельных пятен. Я опустилась на один из стульев и начала медленно водить взглядом по краям засохшей краски, будто разгадывая узоры. Глаза постепенно начали слипаться, но я встрепенулась. Рано засыпать.
Возле настольной лампы лежала потрепанная тетрадь. Я машинально взяла ее и пролистала несколько страниц: рецепт ягодного пирога, засушенные листья, короткие и длинные записи витиеватым почерком. Мой дневник, который я категорически запретила маме брать с собой. Начиная с середины, большая часть записей была посвящена Эду и тем временам, когда мы только познакомились, после его переезда в соседнюю квартиру вместе с родителями.
Я
Чтобы отвлечься, я направилась в мамину спальню. Включив ночник, присела на кровать. У изголовья стояла старинная этажерка, на которой теснились запылившиеся книги, свечи, вазочки и разные мелочи. Протянув руку к первой попавшейся книге, я случайно задела стеклянную пепельницу, и она с глухим стуком упала на деревянный пол. Я облегченно вздохнула – не разбилась. Ведь это память о папе, которого мы с мамой потеряли слишком рано.
Из пепельницы высыпалась россыпь мелочей: заколки, резинки для волос, колечки и прочая мелочь. Я быстро собрала все и вернула на место, аккуратно сложив справа от тряпичной куклы с длинными косами на круглой ватной голове. Мама всегда бережно хранила все, что было ей дорого, но так и не успела перевезти это в новую квартиру.
Над кроватью висели фотографии: маленькая девочка с родителями, она же, но постарше, уже одна, девушка с распущенными волнами, сбоку подхваченными заколкой, и папа с черной лентой на углу рамы. На другой стене – мастерски отрисованные акварели, оформленные в паспарту: портреты меня и папы, озеро в камышах, которое родители обнаружили во время свадебного путешествия, сосновый лес на закате, где мама гостила у подруги, любопытная ворона на деревянном заборе, том самом, через который я так часто перелезала, отдыхая на юге у бабушки.
Я вздохнула. Надо было как-то расположиться и поспать – утром предстояло много работы.
Но, прежде чем лечь, я отыскала в шкафу белье и застелила постель. Подключила воду – мама на всякий случай выключила все перед отъездом. Когда согрелась после дороги, отправилась в душ, невольно отмечая в голове, что нужно будет купить несколько вещей на завтра, чтобы сделать свое пребывание здесь максимально комфортным.
После разобрала чемодан, вытащила из него оставшуюся провизию и заварила чаю. В запасе еще был кофе и какао, немного сахара и пара бутербродов. До утра я точно не пропаду. Хотя, конечно, было бы разумнее подготовиться получше, зная, что приеду ночью. Я мысленно отругала себя за то, что не подумала этот момент.
Я понятия не имела, что буду делать дальше после праздников. День, когда собиралась всерьез об этом подумать – пятое января. К счастью, у меня имелась небольшая заначка, а еще я всегда могла подзаработать удаленно как дизайнер, так что о голодной смерти можно не беспокоиться.
Подойдя к окну, я выглянула на улицу. Напротив нашего дома стоял еще один – такой же серый и тоскливый, но немного ниже, всего в пять этажей. Свет горел лишь в одном окне, и это показалось странным. Еще не пробило и девяти – слишком рано укладываться спать. Но больше всего удивило другое: во дворе горел только один фонарь. Тот самый, под которым мы недавно встретились с Эдом. Холодный свет мигал неравномерно, так и норовил погаснуть. Остальные не работали вовсе.