Под одним солнцем. Наша старая добрая фантастика (сборник)
Шрифт:
— Да ни о чем, ничего я не знаю и не понимаю, как и вы. Костя, вы как думаете, куда это нас занесло?
— Ну… во-первых, это Земля… — лекторским тоном начал Костя.
— И на том спасибо! — вставил Кудрявцев. — А во-вторых?
— Во-вторых… нет, непонятно, где мы… Умеренный климат, река, долина, плодородная почва… видите, зелень какая буйная! А людей нет. Не представляю себе, где сейчас можно найти такое свободное пространство! Хоть бы одно завалящее строение!
— А если… если это не сейчас? — задохнувшись от внезапной догадки,
— Ну да! В прошлое! А это? — Костя стукнул подошвой об асфальт дороги. — Асфальтовое шоссе и такая вот пустота — две вещи несовместимые.
— Тише! Послушайте! — сказал Кудрявцев.
Где-то вдалеке возникло глухое низкое гуденье. Оно стремительно близилось, нарастало; наконец из-за поворота реки вылетела блестящая металлическая сигара, промчалась по гребню зеленой насыпи с немыслимой быстротой, описала пологую дугу в воздухе над рекой и исчезла за холмами на том берегу.
— Вот вам и люди! — пробормотал Кудрявцев, восхищенно глядя вслед исчезнувшей ракете. — Красотища какая!
— Ну, людей пока мы не видели, — уточнил Костя. — Но эта штука на воздушной подушке действительно впечатляет! Мне кажется…
Он не договорил. В просвете между холмами поднялась и медленно двинулась к ним по воздуху большая круглая площадка. На ней толпились дети — множество детей, лет десяти-двенадцати с виду. Они галдели, смеялись, звонко выкрикивали что-то непонятное, бегали туда-сюда по площадке.
— Да они же упадут! — ужаснулся Кудрявцев, глядя, как ребята наклоняются над краями площадки, как они носятся из конца в конец друг за другом, чудом задерживаясь на самом краешке ничем не огороженной площадки.
— У них там, видимо, силовое поле вместо ограждения, — сказал Костя. — Так что опасности нет.
Площадка плавно описала широкий круг в воздухе и проплыла прямо над их головами. Один из ребят перегнулся и повис над краем площадки под углом сорок пять градусов, поддерживаемый незримой опорой. Крупные белоснежные зубы сверкали на его кофейно-смуглом лице. Рядом с ним повис еще один, светловолосый, загорелый, засмеялся, крикнул что-то и, размахнувшись, швырнул вниз маленький синий шарик. Белозубый с кофейной кожей тоже швырнул шарик, только зеленый. Потом все закричали, засмеялись, замахали руками и начали швырять шарики. В воздухе эти шарики раскрывались, как цветы, и, планируя, вращаясь, спускались к земле.
Прямо у ног Кудрявцева уткнулся в трещину асфальта синий, с белым треугольником на заостренном металлическом стержне. Кудрявцев машинально выдернул его и начал разглядывать. А сверху все сыпались и сыпались разноцветные треугольники, квадраты, зубчатые кружки, звездочки, и Володя с Костей машинально подставляли ладони, продолжая неотрывно глядеть вверх.
Площадка по широкой спирали уходила в высоту; все тише, отдаленней звучали смех и гомон, все трудней становилось различать лица; наконец площадка превратилась в сверкающий кружок величиной с блюдце, а потом растаяла
— Вот это я понимаю! — восхищенно сказал Костя. — Это для ребят удовольствие! Я даже не знал, что такое бывает! Куда ж это мы попали?
Он разжал ладонь и посмотрел на ярко-алый кружок, перечеркнутый белой полосой.
— Смотри-ка! — сказал он. — Это ведь английский язык! Володя нагнулся и схватил несколько разноцветных вымпелов.
— А это польский… или чешский? А вот какой-то восточный, арабский, что ли… Немецкий! Итальянский! А у вас что, Виктор Павлович? Какой язык?
— У меня — русский… — ответил Кудрявцев таким глухим, тоскливым голосом, что Володя и Костя испуганно уставились на него.
— Что произошло? Говорите уж сразу, не тяните! — сказал Костя, увидев, как внезапно постарело и осунулось лицо Кудрявцева.
— Нет, что ж тянуть… — тихо проговорил Кудрявцев. — Лучше сразу… Поглядите!
Он протянул им сине-белый треугольник и полез в карман за спичкой.
Костя и Володя недоумевающе воззрились на вымпел. Тот же светящийся штриховой рисунок, что и на других: в верхнем углу — солнце с длинными лучами, под ним — волны, по сторонам — силуэт старинного города с башнями и шпилями и изломы горной цепи. А внизу написано: «Счастливого пути, друзья!»
— Да не там — на обратной стороне! — нетерпеливо сказал Кудрявцев.
Обратная сторона была гладкая и яркая. Только внизу светилась надпись: «Туризм — 2118».
До них все равно дошло не сразу. Кудрявцев разъяснял, доказывал, а они хлопали глазами и никак не могли поверить. Снова разглядывали вымпелы — и на всех была та же самая цифра — 2118.
Но слишком трудно было свыкнуться с тем, что их теперь зашвырнуло почти на полтораста лет в будущее…
— Что же получается? — хрипло, с усилием спросил Володя. — Что мы… что выход оттуда — только в будущее?
Кудрявцев пожал плечами и отвернулся. Костя смотрел на него с ужасом и сочувствием. Володя понял этот взгляд, и у него сердце болезненно сжалось: ведь Галина Михайловна утром ушла… в настоящее, в тот мир, в котором все они жили… и теперь ни муж, ни сын никогда ее не увидят. Расстояние в полтора века.
«А ведь она теперь, в том мире, давно умерла! — вдруг сообразил Володя. — Может, сто лет назад умерла! И ничего не узнала о том, что с нами случилось, куда мы девались… И я… не увижу отца… и никого из друзей… и они тоже так ничего и не узнали обо мне».
Володе стало так страшно и тоскливо, что он сжал кулаки и вонзил ногти в ладони, чтобы не закричать, не заплакать. И увидел, что Кудрявцев, бледный, измученный, глядит на него с сочувствием.
— Ну что ж… — тихо проговорил он. — Надо к этому привыкнуть… ничего не поделаешь… — Он встряхнулся, глубоко вздохнул и скомандовал: — Немедленно возвращаемся! Надо наших там подготовить и… переправить!
— А вы уверены… — начал Костя, но тут же махнул рукой. — Да, впрочем, конечно… Что же нам остается!