Под одним солнцем. Наша старая добрая фантастика (сборник)

Крапивин Владислав Петрович

Леночка отрицательно покачала головой. Она теперь совсем сбилась с толку и не знала, что делать и что думать. Если они действительно попали в другой мир, то как же можно оттуда говорить с нашим миром по телефону? А если это наш мир… да нет, не может быть! И Костя уж очень долго не возвращается… Ну куда они все пропали?!

— Это милиция? — спросила Анна Лазаревна. — Простите, а кто со мной разговаривает? Старшина Касаткин? Очень приятно. С вами говорит пенсионерка Левина из дома номер двенадцать по Красноармейской улице… Да, это от нас звонили. Вы ошибаетесь, товарищ Бандура абсолютно трезв…

Дядя Мирон засопел от бессильной ярости.

— …По-видимому, наш

дом куда-то перенесло, — терпеливо объясняла Анна Лазаревна. — Я не могу вам объяснить, как… Это случилось сегодня утром, приблизительно в половине восьмого. Да, вы абсолютно правы: улицы нет и города нет, а кругом лес… Только деревья тут розовые, а листья у них белые и похожи на страусовые перья. И трава все время меняет цвет. И небо тоже исчезло… Нет, позвольте, товарищ Касаткин, я говорю абсолютно серьезно и прошу вас что-то предпринять. Я не знаю, что именно… Позвольте, но кто-нибудь должен же нам помочь?! Не можем же мы… — Тут Анна Лазаревна смущенно положила трубку: — Он сказал, что разберется… Но, по-моему, он ничего не понял.

Положив трубку, старшина Касаткин обалдело покрутил головой.

— Нет, ты слыхал?! — воззвал он к сержанту Воронкову. — Теперь еще и пенсионерка в это дело включилась!

— Неужели и пенсионерка с утра подзаправилась? — весело удивился Воронков. — Отчаянной жизни старуха!

— Да нет, она-то не пьяная… Интеллигентная такая пенсионерка. Но сочиняет — аж уши вянут! Деревья, говорит, розовые и с белыми перьями…

— Это где же такие деревья? — заинтересовался Воронков.

— На Красноармейской…

— Во дает старушка! — восхитился Воронков. — На Красноармейской розовые деревья с белыми перьями, это да! Ну, и что ты ей?

— Да что — пообещал разобраться…

— Вот и разбирайся! — ехидно посоветовал Воронков и опять уткнулся в кроссворд.

Володя, переминаясь с ноги на ногу, одиноко маялся на своем посту, и ему казалось, что он уже целую вечность торчит здесь и что все его позабыли.

«Скорей бы уж туда, в будущее! — думал он. — Конечно, мы там дикарями покажемся… Но это ведь сначала, а потом мы выучимся, наверстаем… Да и сюда можно будет вернуться, если что… Проход, наверно, специально устроили. У них тут, должно быть, какая-то особая зона. Может, заповедник действительно?.. Поэтому и стена вокруг. А может, они нас в порядке опыта перетащили из прошлого к себе? Нет, вряд ли… Такие опыты, без нашего согласия…»

Володя так разволновался от этих мыслей, что перестал наблюдать за серым облачком — смотрел на все невидящим взглядом. Очнулся он потому, что услышал какой-то странный звук. Впрочем, в этой мертвой зловещей тишине любой звук показался бы странным…

Глухое басовитое рычание шло неизвестно откуда. Издалека. Постепенно приближалось, нарастало. Теперь уже ясно было, что движется какая-то мощная машина — может быть, грузовик. И что доносится этот звук прямо из серого облака!

«Наверно, там, на этом солнечном шоссе, шла машина, — думал Володя, не отрывая глаз от серого облака. — Она почему-то свернула на обочину и попала в туман, в темноту… Вот она рычит, пытаясь выбраться… водитель растерялся, он ничего не понимает… ага, он, кажется, поворачивает! Нет, просто вслепую тычется в темноте… совсем близко!.. Я его спрошу, его ведь можно спросить!» — вдруг сообразил Володя.

Он бегом обогнул поваленный ствол, перепрыгнул через безжизненно распластавшиеся серые листья и кинулся к серому облаку, спотыкаясь, оступаясь на исковерканной почве.

Но он не успел добежать.

Дерево, чей ствол

уходил в туман, внезапно рухнуло с хрипящим стоном. И сейчас же ринулась навстречу Володе тяжелая волна едкого, удушливого запаха. Володе показалось, что его остановила на бегу и отбросила назад гигантская рука. Он попятился, наткнулся на поваленный ствол, упал и, задыхаясь, мучительно кашляя, увидел сквозь жгучие слезы, как из тумана выдвигается желтый покатый лоб какой-то приземистой машины. Володя смахнул слезы, силясь разглядеть, есть ли там люди, попытался встать, подойти поближе, но удушье давило его.

И вдруг все исчезло. Все — и машина, и серое облако. Раздался глухой чмокающий звук, и там, где только что висело серое облако, вздыбилась, протянулась через всю поляну ровная гряда, похожая на длинную баррикаду, — стволы деревьев вперемешку с пластами почвы громоздились друг на друга, держась неизвестно на чем.

Запах исчез, удушье сразу отпустило, и глазам стало легче, хотя веки все еще жгло и покалывало, будто песок под них попал.

Володя медленно поднялся, постоял, проверяя, держат ли его ноги, потом двинулся в сторону гряды.

«Вот оно что! — сказал он себе, сделав несколько шагов. — То же самое, что на поляне было!»

Он все шел и шел по ровному месту… ну, не ровному, конечно, — все кругом было разворочено, — но по горизонтали, без малейшего подъема. А впереди, в двух — трех шагах, все время виделся крутой подъем, и Володя невольно наклонялся вперед, готовясь преодолевать этот подъем.

И так вот, слегка наклонясь вперед, он уперся лбом в невидимую стену.

Опять стена! И здесь! Володя растерянно заметался, то вправо, то влево, но ладони его всюду упирались в отвердевшую пустоту.

Проход тоже исчез!

У Володи ноги подкосились, и перед глазами какая-то муть поплыла. Он обессиленно сполз на свинцово-серую развороченную почву, скользя ладонями по невидимой стене, и скорчился, уткнулся головой в колени, словно хотел укрыться от непонятного, зловещего мира, который неизвестно как и неизвестно зачем захватил его в свою орбиту.

Потом он поднялся и, ничего не видя и не понимая, спотыкаясь на каждом шагу, побрел через поляну.

Володя говорил себе, что все равно ведь не могли они остаться там, что они должны были вернуться… что даже если б он один туда попал, все равно ему и в голову бы не пришло остаться там, не позвать остальных… Все это было правильно, все справедливо, — но как невыносимо тяжело было брести под этим глухим оранжевым куполом и знать, что выход отсюда закрыт, что яркое земное солнце, и спокойная река, и зеленые холмы — все это сверкнуло и исчезло… «Да и было ли это?» — вдруг с ужасом подумал Володя. Он судорожно сунул руку в карман — и облегченно вздохнул: вымпелы существовали! Он остановился, с тоской любуясь чистыми и яркими цветами — васильково-синий, зеленый, алый, снежно-белый… Земные цвета, здесь таких нет, все краски здесь приглушены…

Что-то мягко притронулось к его волосам, скользнуло по шее, по щеке. Володя вздрогнул, оглянулся.

Дерево, которое преградило ему путь волной удушливого запаха, еще жило, и над ним вздымались веющие белоснежные султаны листьев. А один лист, до предела изогнув свой длинный гибкий черенок, с усилием тянулся к Володе — и еле дотягивался, еле касался его невесомыми своими пушинками.

Володя глядел на лист, не пытаясь отстраниться. Что-то трогательное чудилось ему в этих упорных усилиях. Он непроизвольно подался навстречу, и пушинки затрепетали радостно, заскользили по лицу и волосам, словно стараясь успокоить и утешить его этими невесомыми ласковыми касаниями.