Под Опалой, на Большой

Дмитриев Александр Николаевич

Пока медведица не обращала на него никакого внимания. Неуверенными шагами косолапых ног она подошла к бьющемуся в предсмертной агонии комочку, который еще несколько минут назад был ее медвежонком. Ткнулась носом в мохнатую плоть, которая уже никогда не ответит ей нежным ворчанием. И тут же ощутила запах смерти. Запах сырой земли, свежих кедрачовых иголок и что-то еще, знакомое только звериному чутью. Она повернула голову в сторону человека, который только что лишил жизни ее дитя. Если бы Сергей мог видеть этот взгляд, он прочел бы в нем немой вопрос: "За что? Что мы тебе сделали?"

Да. Это было во взгляде медведицы. Но в следующее мгновение мать превратилась в зверя. Она встала на задние лапы и, издав рык, полный ненависти и боли,

двинулась на человека, готовая подмять его под себя и рвать, рвать, рвать. От этого рева мороз пробежал по всему телу Сергея. Ему не пришлось передергивать затвор: автомат есть автомат. Он целился в голову, в эту громадную голову с мощными клыками, ясно видными даже в темноте. Все четыре пули, оставшиеся в магазине, вылетели как одна. И пока он нервно шарил по карманам, ища запасной магазин, медведица, отразив три пули своей мощной лобовиной на рикошет, но четвертую получив прямо в левый глаз, медленно оседала в податливую тундровую почву.

Наконец Сергей, отстегнув клепку одного из нагрудных карманов, слегка запутавшись в складках камуфляжной ткани, все-таки достал запасной магазин. Щелкнул рычажок, пустой магазин упал на землю, новый легко встал в положенное ему гнездо. Чуть дрожащей рукой Сергей резко передернул затвор. Но тут же заметил, что его манипуляции, которые, в принципе, заняли всего несколько секунд, оказались излишними: и мать и ее пестун лежали в паре десятков шагов от него, не подавая признаков жизни.

– Вот так-то! – сказал Сергей и вдруг почувствовал всю физическую и моральную усталость, накопившуюся в нем за этот длинный день. Карабин, который еще минуту назад оказался единственным средством спасения, опять стал гирей неимоверной тяжести, ноги загудели от десятков пройденных километров, тело налилось свинцовой тяжестью. И, повинуясь расслабухе, окатившей весь его организм, он медленно присел на один из бесчисленных кочкарей, аккуратно положив "Вепрь" себе под ноги, тупо глядя сквозь ночной мрак на свою двойную добычу – большую и маленькую.

Сколько он так просидел, Сергей и сам потом не мог точно вспомнить. Игла света фар, идущего где-то там, вдалеке, по близкой к дому гравийке, наконец вернула его к действительности. Нервная дрожь отпускала тело, мысли приходили в норму. Он понял, что в этой схватке с дикой природой он победил.

Первое, что пришло ему на ум, – это то, что с дичи нужно спустить кровь. Надо перерезать сонные артерии, чтобы мясо потом не было кровавым и не отдавало горечью.

Не торопясь Сергей привстал с кочки, скинул с плеч на землю рюкзак и, привычно отстегнув клапан ножен на поясе, вдруг уткнулся рукой в пустоту. Матерно выругавшись, он вдруг вспомнил о том, о чем никак не мог вспомнить сегодня утром, когда собирался на тундру. Вчера вечером, пока убеждал Ларису в своей правоте, он на бруске точил свой охотничий нож, как всегда делал перед каждой охотой. И после очередного ее упрека в сердцах бросил и нож и брусок на холодильник и вышел из кухни в комнату, чтобы только не слышать обидных для него слов. И утром, опять пререкаясь с женой, он как-то и внимания не обратил на верх холодильника, хотя и крутился постоянно вокруг него. Ох уж эта Ларка! Она даже бутерброды на тундру для него всегда сама нарежет, так что на привале и нож-то вроде ни к чему. Но и сам хорош, охотничек! Как можно не ощутить на бедре хоть и не значительную, но уже давно ставшую привычной ношу! Ну что ж, пожалуй, мясо пропало. Теперь его придется перед варкой долго вымачивать, и все равно не получишь вкуса и запаха, как от того, которым его угощали опытные медвежатники.

Однако надо хотя бы шкуру и желчь спасти. До утра нужно обязательно вернуться и освежевать зверя, а то все его сегодняшние труды пойдут насмарку. Тем более все нужно делать по рассвету. Не дай бог, заявится сюда какой-нибудь ранний ягодник, обнаружит битого зверя и донесет куда нужно: доброхотов-то всегда хватало. А так по утренней росе на тундру вряд ли кто сунется. Рисковать – так рисковать до конца. Не

бросать же деньги среди тундры!

Быстро собрав "Вепрь" и упаковав в чехол, закинув рюкзак за плечи, он чуть ли не бегом двинулся по едва различимой среди кочкарника тропе в сторону поселка, огни уличных фонарей которого уже смутно различались сквозь опускающийся на землю ночной туман.

Внезапно луна опять спряталась за набежавшее облако. "Ну, только этого мне не хватало", – подумал в сердцах Сергей.

Идти в полнейшей темноте по тундре было вдвойне тяжело. Легкий порыв встречного ветра еще более его обеспокоил. "Гнилой угол", как здесь называют юго-восточный ветер, не сулил ничего хорошего.

6

Лариса думала, что этот день будет тянуться для нее бесконечно долго. Но вопреки ожиданиям все получилось наоборот.

Просидев у телевизора почти до обеда и почувствовав голод, она пошла на кухню, поджарила яичницу с сосисками и, налив чаю, наскоро перекусила. Поев, Лариса почувствовала, что глаза ее слипаются, – сказывалась ночь, проведенная почти без сна. И, зная, что во сне время бежит намного быстрей, она, не раздеваясь, прилегла на кровать прямо поверх покрывала и почти сразу погрузилась в глубокий сон.

На этот раз никакие кошмары ее не мучили, и она крепко проспала целых три часа. Проснувшись, посмотрела на будильник – стрелки показывали начало пятого. Не желая так быстро расставаться с объятиями Морфея, Лариса опять прикрыла глаза и полежала еще минут десять – пятнадцать. Особенно спешить было некуда, – за Танюшкой в садик нужно было идти через часа полтора. Вновь подумала о Сергее: как он там, на тундре? Хоть бы этот проклятый медведь ему не встретился. На кой он приперся в эти места?! И, желая отогнать от себя вновь нахлынувшие переживания и страхи, она быстро поднялась и подошла к шкафу.

Придя домой, она не переоделась в домашний халат, и за время сна ее одежда слегка помялась. Скинув с себя юбку и блузку и оставшись в одних капроновых колготках и нижнем белье, Лариса открыла шкаф и, немного подумав, сняла с вешалки серое в черную клетку платье с неглубоким вырезом на груди, широким подолом чуть ниже колен и большими карманами, которое так нравилось Сергею за то, что красиво подчеркивало фигуру его жены.

Надев платье и слегка подправив макияж у зеркала, висящего на стене над туалетным столиком, она отметила, что прошло еще около двадцати минут. Будильник показывал без четверти пять. За Танюшкой идти через час. Но, не желая больше оставаться в пустой квартире, Лариса вышла в коридор, обулась, перекинула через руку плащ и, перешагнув через порог, очутилась на лестничной площадке. Хотелось просто погулять по улицам поселка, встретиться и поболтать с кем-нибудь из знакомых, благо, что погода к этому располагала. А там, глядишь, и подоспеет время в садик идти.

Закрыв дверь на ключ и спустившись вниз, Лариса вышла на улицу. Около подъезда на лавочке, как всегда, сидели старушки, обсуждая последние поселковые новости. Поздоровавшись с ними, Лариса не спеша пошла куда глаза глядят и сама не заметила, как ноги опять принесли ее на местный рынок. Медленно прохаживаясь вдоль прилавков, она изучала нехитрый товар, разложенный на них, изредка прицениваясь к той или иной вещи. Заметив, что продавцы-вещевеки начали потихоньку собирать свой скарб и складывать его в баулы, Лариса поняла, что время близится к шести и ей пора идти за Таней.

В детском саду, одевая дочь под ее выразительный рассказ о прошедшем дне, по дороге и дома, когда они вместе смотрели по телевизору мультики, а потом делали нехитрые детсадовские домашние задания, Ларису не покидали мысли о Сергее. И тоска. Тоска и какая-то обреченность, подсознательно связывающая ее с ночным кошмаром.

За окном давно стемнело. И эта темнота, несмотря на яркий свет в квартире, все глубже и глубже всасывала в себя, нет, не тело, а словно душу, как та трясина во сне, когда она в ужасе убегала от чудовища…