Под позолотой — кровь

Золотько Александр Карлович

Мусор почувствовал, что у него дрожат руки. Это не от страха, это уходит возбуждение, вытекает из него напряжение и остается в нем только холодная пустота ярости.

Найти Малявку. Найти и убить.

Наблюдатель

С какого момента он перестал контролировать ситуацию? И вообще, контролировал ли он ее когда-нибудь? В уставе Советской Армии было написано, что солдат должен стойко переносить тяготы и лишения воинской службы, и эта фраза все объясняла. Надоела перловка – стойко переносить,

сержант придурок – стойко переносить, убили приятеля – стойко переносить. В конце концов это превращалось в штамп, лозунг, знамя, и солдат действительно начинал стойко переносить. И тяготы, и лишения, и идиотизм воинской службы.

Очень жаль, что инструктора не выработали и не вбили в голову Гаврилину такую же емкую и глубокомысленную фразу о тяготах и лишениях для бойцов невидимого фронта. Все, что говорилось на эту тему, звучало почти пионерским призывом – будь готов.

Будь готов, друг Гаврилин. Ко всему на свете. Об этом говорил и папин приятель. Будь готов к тому, что тебя врежут по ребрам, будь готов, что у тебя на глазах кого-нибудь убьют, будь готов… На всякий случай. А случаи – они разные бывают. Либо ты поимеешь, либо тебя поимеют.

Первые десять минут после событий на набережной Гаврилин покорно шел за Динкой, которая вела его уверенно и решительно. И не переставая говорить.

Только содержание ее монолога ускользало от внимания Гаврилина – он старательно приходил в себя. Дыхание, координация движений, картинка перед глазами – все это потихоньку приходило в норму.

Вот это, слава аллаху, у него поставлено хорошо. Тяжело на тренировке – легко, когда бьют. Это инструктор по рукопашному так однажды пошутил. Студенты смеялись осторожно, потому что бил инструктор постоянно, и легче от этого не становилось. И на пляже особенно легко не было.

Тем более что не очень хочется ощущать себя полным идиотом. Ощущать не хочется, но никуда от этого ощущения не деться.

Не так, не так все происходит, как должно. Не так. Гаврилин помотал головой. А как?

Для начала могло быть немного прохладнее. Градусов на двадцать. И дышать стало бы легче и жить. И не истекал бы потом. И не пришлось бы идти, опираясь, время от времени, на плечо малолетки. Соблазнительное плече, приятно округлое и возбуждающе упругое, но все-таки.

Кстати о малолетках. Гаврилин покосился на щебечущую Динку. С ней тоже что-то не в порядке.

Если она проститутка из начинающих – почему не сбежала с деньгами, когда имела возможность. Если решила снять приезжего из чисто спортивного интереса – почему не сбежала во время потасовки. Но и это тоже как-то можно объяснить.

Пьяная девушка, очень хочется, море по колено. Стоп. Эта мысль у него уже мелькала. Как раз перед тем, как он обнаружил труп за киоском. Он тогда как раз целовался с Динкой, и в голову ему пришло, ну, помимо мыслей неприличных и похотливых, еще и какое-то наблюдение. Осмыслить его времени уже не нашлось. Некогда было.

Поздравляю вас, Сашенька, уже у вас времени и на то, чтобы подумать не остается.

Отлично, сказочно, просто волшебно. А еще не остается времени на то, чтобы понять, а куда это, собственно, они движутся.

А двигались, они, собственно, по темной улице, между темными домами. Оглушительно трещали цикады. Им даже иногда удавалось перекрыть щебетание дамы.

– …думаю – все, полный тебе писец. Тогда я бутылку в него ка-ак… блин, хотела по голове, жалко – промазала. А он как побежал, я к тебе, ты знаешь, какое у тебя было выражение лица?

– Какое? – спросил Гаврилин понимая, что пора превращать монолог в диалог, если он рассчитывает получить хоть какую-нибудь информацию.

– Как будто тебя кто-то в задницу…

– Попрошу выбирать выражения. Тем более что вряд ли ты хорошо знакома с выражением лица мужчины в таком случае.

– Это девки так говорят. Правда, класс? – Динка довольно засмеялась.

– Твоим девкам рот с мылом надо помыть. И тебе, кстати, тоже.

– Можно подумать, ты сам не материшься. Знаю я вас, приличный интеллигентный, а как заведется – такое говорит! Или хочет, чтоб девки говорили.

– Богатый у тебя опыт, – сказал Гаврилин и подумал, что девчонка – таки проститутка.

– У меня не очень, – с сожалением ответила Динка, – а вот девки рассказывают. Знаешь, что некоторые мужики в постели вытворяют?

– Курортники?

– Курортники… – передразнила Динка, – местные.

– Блатные?

– Блатные ничего не выдумывают. Напился, вставил, кончил и спать. Им девки нужны, чтобы отдохнуть и расслабиться. А вот те, что от жены своей на пару часов сбежал – эти как вцепятся…

– Девки рассказывали? – дурацкий разговор, но Гаврилин почему-то не хотел его прерывать.

– И девки тоже. – Динка вдруг оживилась. – В прошлом году прикололись, девки чуть не обоссались от смеха.

– Диана! – ханжески сказал Гаврилин.

– Просто кипятком по ногам. Прикинь, сижу я в «Конфетке», подлетает ко мне Милка, просто угорает. Я ей, мол, чего ржешь? А она говорит, что только что девку снял физик из нашей школы и пошел к ней. Физик этот – сука редкая. «Ни один человек из бездельников у меня больше тройки не получит!» – противным голосом сказала Динка, очевидно передразнивая. Ну, думаю, падла, я тебе сейчас устрою. И бегом с Милкой к той девке. Она дверь не закрыла. Окна у нее завешены, темно. Ну, она ему нагрузила, что подмыться надо и такое прочее, она вышла, а я зашла.

Бедный физик, подумал Гаврилин.

– Оттрахала его как следует, чего он только не делал! А потом Милка с той девкой свет как включат! А Милка еще и «поляроидом» щелкнула.

– Физик был счастлив? – поинтересовался Гаврилин.

– Ага, он потом меня до конца учебного года просил, чтобы я ему фотку отдала.

– И ты?

– Отдала, когда он мне пять в году поставил.

Да, подумал Гаврилин, а ведь если бы не пошел я после университета в шпионы, сейчас бы тоже, наверное, в школе работал. Пятерки бы за год ставил.